Случайные смерти
Шрифт:
Уиллоус спросил:
– Синди – это кот, верно?
Джоуи снова расплакался, его щуплое тело содрогалось в приступе отчаянья. Уиллоус ждал. Джоуи высморкался в простыню и снова затянулся, стараясь взять себя в руки.
Паркер сказала:
– Ты только не беспокойся – мы отвезем твоего брата в больницу. Это обычная предосторожность. Ты должен понять, с ним ничего опасного не случилось. Может, его оставят на ночь, но скорее всего просто осмотрят, выпишут успокоительное и отпустят домой. Почему
Джоуи длинно, прерывисто вздохнул. Взглянул на Уиллоуса и сказал:
– Да, верно. Синди – это чертов кот.
Глава 3
Лулу взяла сигареты и зажигалку с тумбочки. Закурила и, вложив Фрэнку в рот, сказала:
– Надо понимать, Роджер выполнял свой отцовский долг, да?
Фрэнк сказал:
– Слыхал я про разных извращенцев, но этот всех за пояс заткнет.
– Он мой папа, а я его единственный ребенок. А чего ты, собственно, от него ждал: черствого равнодушия?
– Да будь у меня рагу вместо мозгов, я бы его все равно раскусил.
– Я сделаю все, что ты захочешь, и сделаю лучше, чем тебе когда-нибудь делали. Но одно тебе нужно усвоить: я не шлюха, а Роджер не сутенер.
Фрэнк выпустил дым в потолок. Посмотрел на нее в упор, и она не отвела взгляд. Он спросил:
– Сколько тебе?
– Двадцать два.
– Вранье.
– А ты думаешь сколько?
– Пятнадцать, может, шестнадцать.
Лулу рассмеялась. Тоже интересное зрелище. Безукоризненные зубы. Розовый язык здорового человека. Бледная, все равно что привидение. Фрэнк сдержал улыбку. Ему подумалось, что, хорошенько вглядевшись, он сможет видеть сквозь нее.
Она сказала:
– Я слежу за собой. Никаких чудес. Ем побольше свежих овощей, занимаюсь гимнастикой. Плаваю в бассейне, бегаю. – Она улыбнулась. – Держусь подальше от солнца, это самое главное.
– Сколько? – спросил Фрэнк.
– За ночь – пятьсот. А может, тебе это ни гроша стоить не будет, кто знает.
– За полчаса?
Она улыбнулась.
– И думать брось, ты меня отпускать не захочешь.
Фрэнк пошевелил ступнями.
– Не знаю, в чем фокус, но это очень сексуально.
– Что, мой сладкий?
– Сделай так еще раз.
– Ладно. Все, что хочешь.
– И… – Фрэнк покраснел.
– Запросто, – ответила Лулу.
Фрэнк сказал:
– Только сначала я приму душ, из гигиенических соображений.
Лулу кивнула.
– Ага. Чистота – путь к праведности. Особенно в наше время, надо полагать.
– Эй, – сказал Фрэнк, – ничего такого. Я весь день болтался по городу. Было жарко. Я вспотел.
Лулу соскользнула с кровати. Движения у нее были текучие, грациозные, словно совсем бескостные. Змеиная гибкость. Она вывернулась из сине-розового
В душе Фрэнку нежно, но решительно велели занять позицию. Он стоял, раздвинув ноги и упершись руками в кафельную стену, а Лулу тем временем намыливала его сверху вниз и снизу вверх. Она выключила свет и оставила включенным обогреватель. В ванной парило, как в бане, а обогреватель превращал насыщенный влагой воздух в розоватую дымку, получилось довольно романтично. Фрэнк запрокинул голову, когда скользкие и мыльные руки Лулу стали медленно выписывать широкие круги по бугрящимся мышцам его живота.
– Нравится так, правда?
– Да. – Голос Фрэнка охрип. Ему с трудом удавалось устоять, удержать равновесие.
Лулу привстала на цыпочках и поцеловала его в ложбинку на шее, нежно прикусив.
– Так тоже нравится, верно?
– Да, – снова ответил Фрэнк. Он улыбнулся под душем, а потом его улыбка растаяла, смытая внезапной пугающей мыслью, что вода, в которой он стоит, куда глубже, чем кажется.
– Что случилось, милый?
Фрэнк сказал:
– Твоя очередь. Давай-ка мыло.
Она вся была как река, тело ее струилось, образуя извивы, такие нежные и восхитительные, предсказуемые и ошеломляющие. Фрэнк из кожи вон лез, стараясь, чтобы его огромные, неловкие, огрубелые ручищи порхали, как перышки, по ее телу. Она была такая крохотная, так безукоризненно сложена, такая хрупкая. Косточки словно принадлежали какой-то маленькой птичке. Он боялся, что, если будет недостаточно осторожен, сделает ей больно.
Она прерывисто вздохнула, прижалась к нему.
Фрэнк спросил:
– Что-нибудь не так?
– Можно повторить?
– Всегда пожалуйста, – сказал Фрэнк.
После душа Лулу спросила, есть ли у него чистая белая рубашка. Одна висела в шкафу, на плечиках, которые нельзя украсть и унести с собой. Номер стоит двести пятьдесят долларов в сутки, а администрация отеля боится, что уведут пару вешалок. Вот она, современная жизнь. Фрэнк дал ей рубашку. Она доходила Лулу до колен и молодила по крайней мере еще года на два. Теперь ей невозможно было дать больше двенадцати. Она спросила:
– Где ключ от комнаты?
– В кармане штанов.
Лулу надела свои очки, взглянула на него. В больших зеркальных линзах отразились два голых распухших Фрэнка. – Дай мне, – сказала она.
Порывшись в карманах, Фрэнк нашел пластмассовый прямоугольник. Отдал ей, она взяла его за руку и потянула к двери. Он вышел вслед за ней в коридор. Дверь захлопнулась: вздох петель и заключительный тихий щелчок, – словно бесповоротно откусив кусок его жизни. Фрэнк стоял голышом и уже начинал зябнуть.