Случайные встречи
Шрифт:
— С удовольствием, — ответил он, — держи, — и протянул шланг. — Отличная вода, из долины Сан-Джоакин, лучше, думаю, не сыщешь. Во Фриско вода — стошнит, вкуса никакого, а в Лос-Анджелесе — словно касторка. И как там люди живут — не понимаю.
Юноша слушал ворчание старика и зачарованно смотрел, как из шланга бьет тугая чистая струя и как ее жадно глотает земля. Он наклонился над шлангом и начал пить. Вода действительно была необыкновенно вкусной, это тоже поразило его. Она дарила бодрость и прохладу. Он поднял голову и сказал:
— Нам крупно повезло, что мы тут живем, в этой долине. — И снова припал к тугой бьющей струе — внутри
Старик только диву давался:
— Ты уж литра три выдул.
— Может быть, — юноша наконец оторвался и поднял голову, — уж очень вкусна. — От вытер рот платком, не выпуская шланга из рук, чувствуя, что не напился. Вся родная долина, ее чистота, доброта, безыскусность и неподдельность воплотились для него в этой воде.
— Ну и ну, — сказал старик, — натерпелся, должно быть, без воды. Давно не пил-то?
— Два года, — ответил парнишка, — то есть этой воды я уже два года не пробовал. Уезжал, сейчас вот возвращаюсь. А родился я на Джи-стрит, это, знаете, там, за железной дорогой. И скажу я вам, до чего же приятно возвращаться домой. Я люблю эти края. Здесь и останусь, подыщу работу.
Он сделал еще несколько глотков и вернул шланг старику.
— Сроду не видел, чтобы кто выпивал столько одним махом. Видать, и впрямь натерпелся. Так набросился, будто всю хотел выпить.
И еще долго он смотрел вслед юноше, который удалялся по Элвин-стрит.
Как славно дома, хотя и глупо вот так возвращаться. Все, что бы он ни делал, юноша считал глупым, но это была удачная «глупость». Сначала он отправился из Сан-Франциско на юг и не помышляя о родной долине. Хотел добраться до Мерседа, немного там пожить и вернуться, но дорога полностью завлекла его. Так приятно стоять на шоссе и ловить попутные машины. Один городок мелькал за другим, и вот сегодня в 7 часов вечера он шагает по улицам своего родного города. Здорово, просто здорово! А чего стоит глоток этой чудесной воды! Уже подходя к центру, он увидел несколько высоких зданий — вон управление энергетической компании все в огнях рекламы, вон еще одно, самое высокое, раньше его тоже не было. Уже без меня построили, подумал он. Видно, фирмы процветают.
На Фултон-стрит он свернул и зашагал по направлению к своему кварталу. Издали район казался красивым, тихим, игрушечным городком, где приятно жить, работать, обзавестись домом, семьей и всем прочим. Здесь все то, чего ему не хватало: воздух долины, ее вода, простота обычаев и нравов, ощущение чего-то чистого и настоящего.
Город не изменился совсем: все те же названия магазинов, те же люди на улицах, медленной вереницей тянутся автомобили, парни все так же заигрывают с проходящими девушками — никаких изменений. Знакомые лица прохожих, хотя он никогда не знал их имен, но с детства сталкивался с ними на улице. А вон идет Тони Рокка, старый приятель, и он, как видно, тоже узнал его. Юноша остановился, поджидая Тони. Невероятная встреча, как во сне. Ему вспомнилось, как вместе сбегали с уроков, ходили купаться, ездили на ярмарку или пробирались без билета в кино. А сейчас ему навстречу идет вразвалочку здоровенный детина с веселой улыбкой на смуглом лице. Это тоже обрадовало его, и в который раз подумалось, что его «глупое» возвращение очень кстати. Он улыбался и почему-то не мог вымолвить ни слова. Ребята поздоровались и, громко смеясь, принялись шутливо тузить друг друга, отпуская крепкие шуточки.
— Где ты, сукин сын, пропадал все это время? — спросил Тони и ткнул приятеля в живот.
— А как ты, старина, все не просыхаешь? Господи, как я рад, что мы увиделись! А то не знаешь, жив ты или загнулся. Чем занимаешься?
Он увернулся от очередного шлепка и сам ткнул друга в грудь, добавив при этом крепкое словечко по-итальянски — уроки Тони в детстве не пропали даром. А тот ответил ему в том же духе.
— Ну что ж, пора и домой, — сказал он наконец, — а то ведь мои-то еще не знают, что я приехал. Надо же показаться. Особенно братишку охота повидать.
Он шел по улице и улыбался, вспоминая Тони. Они еще тряхнут стариной не раз и не два. Может, как прежде, будут бегать купаться. Все-таки здорово, что он вернулся домой.
Проходя мимо магазинов, он вдруг подумал, а не купить ли подарок матери. Какой-нибудь пустячок порадовал бы старушку. Но денег было мало, приличную вещь не купишь. В следующий раз, решил он.
На Тулер-стрит он вновь повернул, пересек железнодорожные пути, дошел до Джи-стрит и пошел вниз по улице. Еще минута — и он будет дома, у старых, знакомых дверей. И все пойдет по-старому: жизнь вместе с матерью, отцом, тремя сестренками и младшим братишкой. Жизнь незамысловатая и обыденная, жизнь простых людей.
Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди — еще квартал, и он дома. Но неожиданно его охватил страх, и он почувствовал слабость. Что-то всплыло в памяти, темное и ненавистное, но это «что-то» было частью их дома, их жизни. У самого порога он замедлил шаги, окинул взглядом завалившийся, никем не чиненный забор. И вдруг дом показался ему безобразным: ну почему отец не мог найти жилище получше где-нибудь по соседству! И вновь зашевелилась ненависть, вновь захотелось убежать без оглядки, никогда не возвращаться в этот дом. Вновь из далекого детства пришло отвращение ко всему городу, к ханжеству, подлости, глупости его жителей. Ну как можно возвращаться в такое место! Вот только вода здесь действительно превосходна. Но не водой единой жив человек.
Медленно прошел он вдоль дома, оглядев его будто впервые, совсем как чужой, хотя жило сознание, что это родной дом, ведь он рвался сюда, мучился воспоминаниями. Он боялся, что кто-нибудь выйдет из дома, заметит его, а он не выдержит и убежит. Хотя ему так хочется увидеть семью, всех до одного, физически ощутить их, почувствовать их запах, знакомый крепкий запах. Но пересилить свою ненависть он не мог. Он дошел до угла и остановился под фонарем. Отвращение не проходило. Он стоял и не знал, что делать. Повидаться бы с братишкой, поговорить, узнать, как у него дела, ладится ли у него жизнь в этом городе. Он не забыл, как сам в братишкином возрасте остро переживал все, глядишь, и сейчас он сможет помочь советом, например, как спастись от однообразия серых будней, уйдя с головой в книги.
Он ничего не ел с утра, сразу вспомнилось, как, бывало, каждый день мечтал о том, чтобы, вновь сидя за старым столом на кухне, отведать мамину стряпню, а сама хозяйка, толстая, с покрасневшим лицом, будет шутливо ворчать. Но сейчас аппетита не было. Он решил подождать на углу — может, братишка выйдет погулять, тогда бы они увиделись и наговорились. Он попросил бы брата говорить только на их родном языке. Тишина в долине начинала уже угнетать, это торжественное спокойствие оборачивалось однообразием.