Случайный билет в детство
Шрифт:
КПП стояло на углу периметра, а дальше был небольшой пустырь и одинокая деревянная постройка, больше похожая на разросшийся газетный киоск. Это собственно бывшее КПП дома отдыха и было. Даже асфальтовые дорожки присутствовали, только через многочисленные трещины густо торчала трава. Наверное, когда учреждение начали обносить новым ограждением, то просто не хватило бетонных плит на забор, вот и решили немного срезать территорию, а старая будка КПП оказалась заброшенной.
В её окна не заглянешь, они наполовину заколочены фанерой, но входная дверь оказалась раскрыта. Внутрь заходить не стал, на пороге остановился. На обшарпанном двухтумбовом столе стояли две трехлитровых банки с остатками пены на дне, измятая пачка сигарет «Медео» и шелуха с костями от тарани на расстеленной газете. Изнутри несло куревом и кислым пивом.
— Никого? — заглядывая, спросил Олег.
— Никого. — Я отошел в сторону и огляделся. — Пивка попили и свалили. Только куда?
В двадцати метрах начинался сквер. За рядом густых сиреневых кустов кто-то был.
— Тихо! — я прислушался. За кустарником слышались выкрики и отрывки разговора.
— Думаешь, они? — вгляделся в ту сторону Савин.
— Пошли, посмотрим.
Чем ближе мы подходили, тем громче становились крики и возгласы. Добавилось какое-то кряхтение и глухие звуки, толи шлепков, толи ударов. В разрыве кустов стали видны и те кто там был. Два пацана, в центре поляны, выясняли отношения, а остальные стояли и смотрели на это действо.
— Пацанская махаловка, — сказал Савин.
Мне и так стало это понятно. Помню, что такие «встречи» бывали часто. Кто-то из «авторитетных» пацанов решал — кому и с кем махаться, а сам сидел за судью и следил за боем. Здесь за «рефери» был Вершина. Только мы шагнули на полянку, как один из дерущихся пропустил сильный удар в челюсть и растянулся на траве.
Вершина пока нас не видел. Он восседал на небольшом железном ящике. Рядом, на самодельной лавке, сделанной из доски и нескольких кирпичей, разместились другие «авторитеты». Не считая Вершинина, я знал только нескольких пацанов. Трое из параллельного седьмого класса и двое из соседнего дома. Остальные были мне не знакомы. Все действующие лица стояли вокруг импровизированной арены, на которой лежал, держась на голову, поверженный «гладиатор».
— Молодец! — хлопнул по колену парень, одетый в редкий на это время адидасовский спортивный костюм. — Настоящий пацан!
Этого, одетого в фирму парня я где-то видел, но не помнил его имени. В его густой шевелюре имелась проседь, сделанная скорей всего искусственно. Про себя назвал его «меченым». На вид старше всех тут присутствующих, но был явно не на первых ролях.
— Ты, должен мне трёшку, — Вершина ткнул в сторону лежащего пальцем и сплюнул, — на сегодня свободен.
Победитель, потирая ушибы, отошел к кустам, а проигравший, поднявшись с земли, понуро побрел прочь. Я начал злиться. Устроил тут тотализатор с показательно-наказательными боями. Кулаки опять зачесались набить морду Вершине за всё. И за лавку и за навязанные всем понятия…
Непременно ответит, но прежде надо с ним поговорить. Укротив свою ярость, шагнул к сидящим пацанским «авторитетам».
— Привет, Вершина, — холодно поздоровался я.
Руки никому не подал, а то действительно опоганишься, и уважать себя перестанешь.
— Это что за хрен с горы? — поинтересовался у Вершины одетый в фирму парень.
— Привет, Вяз, — вяло ответил Вершинина, явно недовольный моим появлением.
— А, это тот, о котором ты толковал, — разглядывая меня, произнес «меченый». — Что-то на вид он не очень.
И скривив рот и одновременно выпятив челюсть, процедил мне:
— Слышь, Вяз, а со мной смахнешся?
Проигнорировав «меченого», обратился к Вершине:
— Я слышал, ты с Максом краями разошелся?
— Откуда такие вести? — нахмурился тот.
— Птичка нащебетала.
«Меченый» поднялся, засучил рукава на адидасовской куртке и медленно зашел мне за спину, остановившись в двух шагах. Олег шагнул ко мне ближе.
— Я этой птичке клювик-то ещё расколочу… — сказал Вершинин, злобно ощерясь.
Разглядывая его хищное лицо, захотелось испортить эту улыбку. В этот момент неугомонный фирмач шагнул ближе, а Вершина усмехнулся, глядя мне за спину.
— Не понял, ты чё, о…л? — И «меченый» попытался заехать мне по челюсти.
Я чуть присел, подбивая его руку и, сместившись назад, сильно ткнул локтем в солнечное сплетение. Тот охнул и свалился на траву, беззвучно разевая рот.
— Полежи спокойно, — посоветовал я «меченому» и повернулся к Вершинину, — отойдём? Разговор есть.
Мы с Олегом отошли в сторону. А Вершина с места не сдвинулся. Он посмотрел на меня, затем на севшего и потирающего грудь «меченого». Наконец медленно поднялся, расслабленной походкой подошел и сплюнул мне под ноги.
— Чё за базар?
Еле-еле сдержался, чтоб не вколотить кулак в его харю.
— Ещё раз плюнешь, — предупредил я тихо, — уроню ниже плинтуса. И базар свой фильтруй, не с «быками» говоришь.
На лице Вершины отразилась усиленная работа мозга. Он решал, как поступить — кликнуть пацанов и всем скопом уделать наглеца, или, все-таки, поговорить, тем более ещё неизвестно, кто тут кого уделает? Я усмехнулся — даже мысли читать не надо, на лице все написано.
— Ладно, — сказал Вершина, — что за вопрос?
— Ты старшего брата Макса знаешь?
— Ну, — кивнул Вершина, — знаю.
— Кто он по жизни?
Вершинин внимательно на меня посмотрел.
— А тебе зачем?
— Надо.
— А-а-а, — протянул понятливо Вершина, — ты про то, что в спортзале было?
— Именно. — Про то, что случилось вчера у беседки, Вершине знать незачем.
Молчал он недолго. Посмотрел под ноги, собираясь плюнуть, но передумал.
— Андрон с серьёзными людьми дела имеет, — сказал он веско. — Кто ты для него? Мелкота. Не будет он делом рисковать, можешь быть спокойным. Вот Макс да, на тебя очень злой.
— Макс меня мало волнует.
— Зря, — усмехнулся он.
Серьёзные люди, значит? Фарца или наркота. Похоже, прикрываясь положением отца, старший брат проворачивал темные делишки, а работа в школе была прикрытием, так как в это время бездельники и тунеядцы преследовались по закону. А может и отец в деле? Тогда мелкая месть какому-то школьнику действительно выглядит идиотским шагом. Но помня его ненависть в глазах, стоит учитывать все варианты. Что ж, тут больше делать нечего, осталась одна мелочь.