Случайный свидетель

Мариано Сэм

— Да, более или менее. Его отец по-прежнему глава семьи в патриархальном смысле, но Матео — фактически глава.

— Это как в «Клане Сопрано»? — спрашиваю я, тут же чувствуя себя глупо, когда он ухмыляется мне.

— Нет. Он немного смеется, роняя пиццу на тарелку. — На самом деле, моя семья не совсем то, что ты думаешь. Мы не часть изначальной сицилийской мафии. Аль Капоне, все то, что ты видела, — это не совсем мы.

— О. Это не так? Но я думала…

— Нет. Моя семья начала это здесь — не в Италии, я никогда

там не был, и, вероятно, никогда не буду. Мы не они , просто… мы итальянская преступная семья, которая насчитывает четыре поколения — как нас будут называть, ты знаешь?

— Так ты не…? Я хмурюсь, растерянно. — А в чем разница?

— Мы просто делаем все по-своему. Как плохие парни, которые сами себя сделали, я полагаю. Думай о настоящей мафии как о старых деньгах, а о моей семье как о новых деньгах. Чужаки могут называть нас одним именем, но для нас есть различие. Например, в настоящей мафии она не так одержима кровью, как моя семья. У нас есть люди — солдаты, соратники — которые не связаны с нами, но основные люди? Вся семья. За одним исключением, все связаны кровью. В нашей семье есть выводки детей — мой отец один из семи. Это патриархально — отец Матео был боссом до него, его отец был боссом до него, его отец был боссом до него. У Матео пока нет сына, но когда он появится…

— Следующий босс, — заключаю я.

Он кивает один раз. — Если, конечно, что-то не прервет линию. Если кто-то когда-нибудь успешно убьет Матео, все может измениться.

— Боже мой, — говорю я, широко раскрыв глаза. — Неужели любовь не потеряна?

— Хм?

Я слегка улыбаюсь. — Просто странно слышать, как кто-то так небрежно говорит о том, что члена семьи могут убить.

— Они все ублюдки, — говорит он смиренно. — Все мужчины в моей семье. Но линия Матео самая худшая. Его отец — больной ублюдок, и Матео оказался не намного лучше.

— А как же твой отец? — спрашиваю я, играя соломинкой.

— Больной ублюдок. Если фамилия Морелли и у них есть пенис, просто считай, что они больные ублюдки.

Я выдавливаю улыбку. — Ты не больной ублюдок.

— Посмотрим, — говорит он, как будто это не имеет значения. Подняв пиццу, он говорит: — В любом случае, нам не стоит об этом говорить.

— Мне нравится узнавать что-то новое о твоей жизни, — говорю я ему.

Слегка кивнув, он говорит: — Я понимаю это, но не хочу вовлекать тебя в это. Хочу держать тебя отдельно.

— Я никому ничего не скажу, — говорю я ему, отщипывая очередной кусочек колбасы от пиццы. — Это, должно быть, утомительно — беспокоиться о том, чтобы сохранить всю свою жизнь в тайне и сегментировать ее таким образом. Ты не должен делать этого со мной.

Поднимаю глаза и ловлю его взгляд, он смотрит на меня, нежный блеск в его глазах мгновенно выпускает рой бабочек в моем животе. Я застенчиво улыбаюсь в ответ, а затем порчу улыбку, засовывая в рот еще одну сосиску.

Глава

восьмая

— Твой парень общался с какой-то другой девчонкой перед школой — они выглядели мило.

Я поднимаю глаза, когда поднос Лены ударяется о стол в кафетерии, и замечаю, что она выглядит одновременно самодовольной и стервозной. — Прости?

— Просто подумала, что стоит тебе рассказать, — заявляет она.

— Какая девушка? — спрашиваю я, слегка нахмурившись.

— Очень симпатичная. Думаю, Минка Келли. Я не хожу с ней на занятия, так что не знаю. Сделав вид, что удивлена, она говорит: — Наверное, мне все-таки не придется с ним целоваться!

Я закатываю глаза, желая, чтобы она просто отпустила это. Мы снова разговариваем, но она все еще отпускает странные ехидные комментарии. Я не сказала ничего, что было бы неправдой, и не собираюсь извиняться на этот раз просто для того, чтобы сохранить мир.

Я игнорирую ее комментарий, оглядывая кафетерий. — Она здесь? Покажи мне ее.

Она закатывает глаза, поднимая половину рулета с индейкой. — Не знаю, я не смотрела.

Я морщу нос, ковыряя корочку арахисового масла и желе. — Отлично. Ну, спасибо и на этом.

Тяжело вздохнув, она говорит: — Господи. Я узнаю.

— Он даже не мой парень, — бормочу я. Отсутствие ярлыков больше не всплывало за те несколько раз, что мы тусовались в последнее время, но я не думаю, что он изменил свое мнение.

— Ты, очевидно, хочешь, чтобы он был, — говорит она, не впечатленная. — У тебя такой дерьмовый вкус на мужчин, Миа.

— Ты его даже не знаешь, — замечаю я.

— И не хочу, — отвечает она, открывая крышку зеленого чая. — Блейн влюблен в тебя; тебе следует встречаться с Блейном.

Сморщив нос, я говорю: — Блейн также из команды по поло.

— Он не в команде по поло. У нас нет команды по поло. Я имею в виду водное поло, но…

— Он в команде по плаванию . Он слишком… типичный американец, носит поло, собирается в Гарвард…

Кивнув в знак согласия, она говорит: — Да, парни с реальным будущим — самые худшие. Ты права. Хороший выбор. Не знаю, о чем я думала.

— Он просто не в моем вкусе.

Она закатывает глаза, явно не впечатленная моим типом. — Тебе стоит завести друга по переписке в тюрьме, тогда ты сможешь встретить кого-то более подходящего тебе типа.

— Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом, — предлагаю я, устав от ее критики.

— Слушай, я просто не хочу видеть, как ты страдаешь — в прямом или переносном смысле. Если они набросятся на твою задницу, Лиам Нисон тебя не выручит.

— Эй, Лиам Нисон мог бы быть моим отцом, мы не знаем, — шучу я.

Покачав головой, словно я — новинка в ее жизни, она спросила: — Как я вообще тебя нашла?

– -

В ту единственную ночь, когда у меня не было проблем со сном, меня разбудил вес тела, свернувшегося рядом со мной.