Слуга дракона пустоты
Шрифт:
– На что-нибудь, это как? – спросил он.
– У нас, - объяснила она, - авиа-ассоциация «Zin Chao Do». Самый дешевый на планете способ путешествовать. Вроде автостопа. В суши-баре на экране динамическая схема перемещений всяких скоростных штук, заходящих на Окмнатори по акватории. Надо просто выбрать, какая из них нам подходит по условиям… Ну, я сама разберусь, если сейчас один симпатичный мужчина пойдет со мной в душ и потрет мне спинку…
…
Через два часа, в суши баре на крыше ангара на платформе Окинатори-Центр.
Огромная стрела-манипулятор судового крана хэви-трэкера
– Обалдеть, да? – спросила Сотоми, выполнявшая этим утром функции бармена.
– Фантастика, - согласился Бенитес, делая первый глоточек кофе, - Я действительно начинаю верить, что скоро у вас здесь станет просторно в смысле площади.
– Ну так! – гордо подтвердила она и пошла за заказанным омлетом с бэконом.
Балалайка толкнула Бенитеса в плечо и ткнула пальцем в сторону крайне-западного бетонного островка-блина, к которому со скоростью хорошего катера приближалось скользящее в полуметре над водой нечто: металлическое, удлиненное и угловатое.
– Вот наша круизная авиа-яхта. Оцени лэндинг, Тринидад!
– Holy shit, - произнес он, - я видел такой морской взводный гроб в кино про битву за Гвадалканал, - дьявол меня побери, если это не наш американский малый десантный плашкоут образца 1940-какого-то года. Какой дебил поставил на эту штуку крылья и воздушный винт?!
– Не знаю, - ответила Балалайка, - А в Красную Корею эти плашкоуты могли попасть?
– Запросто, - сказал лейтенант, - Во время корейской войны 1950-го.
– Ну вот, - заключила она, - Красные корейцы увидели: хорошая, простая, плавающая коробка. Стали делать. Потом, их компартия решила: надо к этой штуке приделать пропеллер и крылья, и пусть оно летает во имя Ленина, Мао и Кима. Как видишь, оно летает, правда низко. В смысле, на экране. Но очень дешево, а нам это и надо, верно?
Бенитес с сомнением поглядел на плашкоут, действительно напоминающий большой, довольно плоский металлический гроб, к бортам которого приделали два широких коротких крыла, а на юте поставили квадратную башенку-надстройку с Т-образным стабилизатором и пропеллером сзади. Экипаж: два молодых корейца, одетые в зеленые майки и штаны от военной униформы, уже общались с «туземцами» на пристани.
– Слушай, Балалайка… - лейтенант почесал в затылке, - как-то это сомнительно. Этот летучий гроб, да еще северные корейцы. Ну, я не знаю…
– А я знаю, - перебила она, - Видишь мой второй рюкзак? В нем всякой фигни на сорок нези-фунтиков. Это за прогон до Минамитори. В расчете на одного пассажира - один фунтик за сто километров! Ты видел такие цены, а? Утром мы будем на Минамитори, оттуда на ком-нибудь прыгнем до Северных Маршалловых островов, а дальше ясно.
– Ты уверена, что эта красное крылатое корыто не навернется? – спросил Бенитес.
– Ну, навернется, и что? – беспечно ответила Балалайка, - Это не самолет, на нем не разобьешься. Посидим час на надувном рафте, потом прилетит OCSS, меганезийский патруль. Наш
– Аргумент, - согласился он, - Но, блин, красные корейцы…
– Бывшие красные, - поправила она, - А теперь желто-синие, наши, манчжурские.
…
«Бывших красных корейцев» звали Понг и Чанг. Они активно общались на гибриде сайберской версии «pidgin english» с «тайваньским эсперанто» (языком «fuyu»), и не соответствовали образу угрюмых борцов за идеи чучхе, который сложился в голове у Феликса Тринидада Бенитеса на основе нескольких передач CNN о Северной Корее. Пожалуй, эти два парня выглядели несколько ошеломленными яркой пестротой быта Окинотори, но никак не угрюмыми. Моторный продукт северокорейской инженерии выскочил из лагуны через северный гейт, развернулся носом чуть левее востока, и в довольно тесной (2x2 метра) ходовой рубке на башенке началась азартная сортировка «оплаты за проезд» из второго рюкзака Балалайки. Сортировал Понг, а Чанг, сидя за штурвалом, выражал свое одобрение свистом. В рюкзаке были: 4 трубки woki-toki, дешевый ноутбук, fuel-battery, электрочайник, и дюжина предметов одежды и обуви.
Выходцы из «Страны утренней свежести» оказались практичными ребятами.
– Я думаю: хорошо, - констатировал Понг, когда все трофеи были разложены в неком функциональном порядке, - Бен, как ты думаешь: хорошо?
– Нормально для условий военного лагеря, - ответил лейтенант Бенитес (оба корейца с первой же секунды знакомства, стали называть его просто «Бен»), - …но, по-моему, в комплекте не хватает аптечки.
– Аптечки нет, - задумчиво согласился Чанг, - Лайка, а на Минамитори есть аптечки?
– Должны быть, как же иначе, - ответила Есано Балалайка.
– А их можно там купить или поменять на что-нибудь?
– Купить точно, можно, - сказала она, – а поменять… Фиг знает.
– У нас есть бидон соджу, - доверительно сообщил Понг, - правда, она не из риса, а из морской капусты, но хорошая, крепкая. И самогонный аппарат мы тоже взяли с собой, вдруг пригодится? Настоящий глиняный сул-чуюсо. Жалко было его оставлять.
– Мы уезжали с Ткодо последними, - пояснил Чанг, - Кто-то должен был расписаться в журнале охраны, что вся верфь Ткодо эвакуировалась. А мы все равно задерживались, потому, что нам было поручено заехать по дороге на остров Йонагуни за тайваньскими морскими утками, а этих уток туда привезли только вчера.
– Охранники были знакомые, - добавил Понг, - Мы им налили котелок соджу, и они не стали досматривать наши вещмешки. Мы еще много хороших вещей оттуда вынесли.
– Хорошо, когда есть друзья, - подвел черту Чанг.
Лейтенант Бенитес утвердительно кивнул.
– Это точно. А что такое «тайваньские морские утки»?
– Они там, - сообщил Понг, и постучал каблуком по металлическому полу, - в трюме. Такие утки. Генетически инженерные. Живут на рифах. Едят все. Растут быстро. И вкусные. Мы еще не пробовали, но так говорят. Тайваньцы вывели морских уток из папуасской гигантской дикой болотной утки, которая называется «птица Бэ». Там, в Папуа, эти дикие утки, как динозавры из кино. Мы не видели, но так говорят.