Слуга дракона пустоты
Шрифт:
– У нас в трюме пятьсот птенцов, - уточнил Чанг, - Они еще маленькие, но жрут ужас сколько. Каждые три часа надо высыпать им в кормушки мешок кукурузы.
– Срут тоже ужас сколько, - педантично добавил Понг, - весь трюм, на хер, засрали.
– Это закон природы, - заметил Бенитес, - У меня дядя работает на ферме на острове Молокаи. Там убирают дважды в день, но если штиль, то там так воняет, что хоть респиратор надевай. В животноводстве от говна никуда не денешься.
– А где такой остров? – спросил Чанг.
– На Гавайях.
Понг окинул внимательным взглядом японско-латиноамериканскую (явно не белую) физиономию Феликса Тринидада Бенитеса, и поинтересовался:
– А на Гавайях тоже все цветные - рабы, или это только в самой Америке?
– Это было в Америке, в южных штатах, почти двести лет назад, - спокойно ответил лейтенант, - После гражданской войны, в 1865-м рабство у нас запрещено везде, а за расовую дискриминацию можно запросто угодить в тюрьму.
– А ку-клукс-клан? – спросил Чанг.
– Он нелегально существует до сих пор, - честно признался Бенитес, - …В тех штатах, которые были в антиамериканской конфедерации во время гражданской войны. Это примерно как неонацисты в Европе. Они возникают, как только какие-нибудь дураки-политиканы заиграются в толерантность и… В общем, это запутанная фигня.
– Везде какая-нибудь фигня, - философски заметил Понг.
И, как по волшебству, началась фигня. Только что небо было совершенно чистым, но внезапно на нем возникла буро-зеленая точка, стремительно разрослась в треугольную кляксу, а затем в нечто, похожее на сумасшедший заплесневелый пирожок размером с небольшой школьный автобус. Еще миг, и пирожок, с резким вибрирующим свистом промелькнул над экранопланом-плашкоутом на высоте 5-этажного дома, после чего умчался, сжавшись сначала до кляксы, потом – до точки, и исчез в лазури неба.
– Это нези, - авторитетно пояснила корейскому экипажу Есано Балалайка, - Океанский магистральный патруль. Чем-то мы им подозрительны.
– Модель «Moon-Cat», - добавил Бенитес, - Легкий ударный суперсоник. Такие иногда заходят к нам в гости на Гуам, в Апра-Харбор. Они слабее наших FAB-55 «Sea Stealth Navaho», по критерию, в четыре с лишним раза, но, блин, дешевле почти в сто раз.
– Что значит, в четыре раза слабее? – спросил Чанг.
– Ну… - Бенитес почесал в затылке, - Есть такой специальный тактический критерий в компьютере. Туда подставляешь ТТХ боевого самолета и получаешь цифру. У нашего «Navaho» - 89 баллов, а у их «Moon-Cat» - 22 балла. А что это практически значит...
Лейтенант замолчал и красноречиво поднял взгляд вверх, давая понять, что ответ на вопрос о смысле суммы баллов тактического критерия лежит где-то около вершины американского финансово-промышленного и военно-политического Олимпа.
– А я, вот, не понимаю, - пробурчал Понг, - В нашей войне Меганезия, за кого?
– За свой кошелек, - тут же отозвалась Балалайка, - у нези четкий принцип: война это бизнес, и на ней надо делать деньги.
–
– Ты не врубился, - сказала она, - В Меганезии есть закон: если правительство хочет воевать, то пишет в суд бумагу-гарантию, что все граждане наживут не менее, чем по столько-то денег. Потом, воюют, и если денег получилось больше, то правительству выписывают премию, если меньше, то выгоняют, а если ушли в минус, то сажают в тюрьму, или вообще расстреливают.
– Все граждане?! – изумленно переспросил он.
– Ну! – Балалайка кивнула, - В этом весь смысл. Потому и истребители дешевые.
– На самом деле, - возразил Бенитес, - у меганезийцев все не так просто.
– Просто, или сложно, - сказала она, - Но принцип у них именно такой.
Чанг, как показалось, вдруг сосредоточился на управлении плашкоутом, хотя, океан впереди был спокойным, а навигационный экран показывал, что курс правильный.
– Ты что? – забеспокоился Понг.
– Жопа, - лаконично ответил тот.
– Это не жопа, а полицейский вироплан, – тоном школьной учительницы сообщила Балалайка. – Ничего такого. Просто выполняйте его приказы.
– Ложимся в дрейф, - со вздохом, произнес Чанг, и через несколько секунд, плашкоут – экраноплан неуклюже шлепнулся брюхом на воду, проплыл некоторое расстояние по инерции, постепенно замедляясь, и остановился. А рядом с негромким жужжанием, приводнился небольшой крылатый автожир, разрисованный желто-синими узорами.
Один полисмен занял позицию на крыше вироплана с ручным пулеметом наготове, а второй, с пистолет-пулеметом в руке, перепрыгнул с крыши на палубу плашкоута. Он выглядел вполне буднично и даже добродушно. Широкоплечий креол, в свободном комбинезоне с блестящей эмблемой: черно-желто-белый трехлопастной пропеллер на лазурном поле и надпись «LP Mariana – Nor Farallon».
– Сержант Ортин, локальная полиция Нор-Фараллона, - представился он, - Кто старший офицер этого воздушно-морского судна?
– Мы с ним, - ответил Понг, спрыгивая из рубки на палубу и показав кивком головы на спустившегося следом Чанга, - а остальные двое, это наши друзья с Окинотори.
– Друзья тоже пусть спустятся сюда, - сказал полисмен.
Феликс Тринидад спустился на палубу, и протянул руки Балалайке.
– Романтика!
– пискнула она, и радостно использовала американца в качестве лифта.
– Так! – произнес сержант, поднимая в левой руке нечто вроде портативной камеры с маленьким боковым экраном видоискателя, - Ага! Есано Балалайка, карго комюнити Окинотори и Феликс Тринидад Бенитес, лейтенант US Navy. А вот экипаж, по ходу, впервые в Меганезии. Представьтесь, пожалуйста.
– Пан Понг.
– … И Пан Чанг. Мы из КНДР, приехали работать в Цин-Чао.
– …Везем тайваньских уток.
– …На Минамитори… - сменяя друг друга, отбарабанили северные корейцы.