Слуга Дракона
Шрифт:
– Неужели это сделал Пурлио? – Лицо мага скривилось в плаксивой гримасе. – Хотя, полагаю, больше некому – только он и другие помощники…
– У меня есть друг – волшебница Теноктрис, – сказал Гаррик. – Так вот она говорит, что вы собрали коллекцию мощных артефактов, безопасных для вас, но могущих представлять опасность для менее сильных магов. Она приезжала как-то к вам в Клестис, но уехала, испугавшись влияния этих сил.
– Не припоминаю такой волшебницы, – печально покачал головой Ансалем. – Впрочем, боюсь, я многое забыл. Я действительно собирал повсюду магические безделушки. Мне нравилось обладать ими, это не приносило никому вреда. В моей коллекции присутствовал один из Морских Владык. К тому времени как я обнаружил его, он уже превратился в марказит. Но тем не менее жизнь еще теплилась в этом существе – пусть и в непривычном виде. Разве мог я оставить его там, где им завладел бы какой-нибудь профан, скажите мне?
– Но именно так и случилось, – беспощадно напомнил Карус, в его голосе звучал металл. – Судя по всему, ваш Пурлио.
– Ну да, я ошибся, – признал Ансалем. – Может, я сейчас смогу сделать для вас то, о чем вы просили тогда?
Несколько мгновений король молчал, затем расхохотался – так, как умел только Карус. Он взял волшебника за обе руки и промолвил:
– Не стоит, лорд Ансалем. Я вовсе не уверен, что это надо. Тогда вместе мы могли бы изменить ход событий – по крайней мере, на время… но я не уверен, что к лучшему. Теперь мне это ясно.
Карус покачал головой и отошел от волшебника. В нем больше не чувствовалось былого напряжения.
– Эх, если бы кто-то мог указать нам, что делать, – горько произнес он. – Клянусь, я бы сделал!
– Господин? – обратился Гаррик к волшебнику. – А можем мы вас как-нибудь вызволить из этой… ловушки? Из этой клетки? Ведь не исключено, что именно для того вы и привели нас сюда?
– Инкапсулирование может быть разрушено лишь извне, – грустно ответил Ансалем, – и лишь с помощью амфисбены. А она, как вы видите, находится внутри, со мной.
Гаррик заставил себя бросить взгляд в сторону змеевидного существа, мерцавшего на грани времени и пространства. Иногда обе ее головы появлялись в поле зрения, но затем все исчезало, и мраморная кушетка выглядела совершенно пустой. Оставалось лишь ощущение неминуемой угрозы – столь же осязаемое, как змейка перед этим.
– Но, может быть, нам удастся вынести талисман? – спросил Гаррик. – Наша подруга-волшебница попытается нарушить вашу капсулу… Или поищет более могущественного мага для этих целей.
– Ценю вашу идею, молодой человек, – произнес Ансалем тем тоном, каким взрослый человек объясняет ребенку, почему небо голубое. – Беда в том, что вы нереальны. Как и все остальное здесь… за исключением меня самого.
И кабинет волшебника растворился. Или, может, это сам Гаррик исчез из мира Ансалема? Юноша снова шел по мосту рядом со своим предком. Он оглянулся и увидел за своей спиной руины Клестиса – города, угодившего в ловушку вечных сумерек. Без всякой надежды на будущее.
– Теперь мне жаль его, – донеслись слова Каруса. Он кричал, но Гаррик, скорее, читал слова по его губам, чем слышал. – Будь моя воля, я бы дал ему еще один шанс. Такой, как я получил с тобой, парень.
Навстречу им маршировала армия. На этот раз Гаррик мог хорошенько разглядеть ее: верхом на трупах лошадей ехали трупы воинов. То там, то здесь мелькали кости, обглоданные рыбами или крабами, но холодная бездна останавливала нормальный процесс разложения.
Над армией реяло знамя с черным крабом на белом фоне. Оно развевалось над головой человека в белых одеждах. Лицо казалось смутным пятном, но по фигуре Гаррик узнал одного из помощников Ансалема, который встречал короля Каруса во время его визита к волшебнику.
Когда маг-призрак поравнялся с Гарриком – каждый на, своем плане, он обернулся. Юноша заглянул в его глаза и обнаружил там не больше чувств, чем в глазах паука.
– … еще один шанс, – прошептал голос Каруса в мозгу: принца, когда он с содроганием вынырнул из своего сна и очнулся в дворцовом зале для заседаний.
Во время сумасшедшего бега Шарина правой рукой сжимала рукоятку пьюльского ножа, а левой держалась за обратку лезвия возле острия. Сил держать нож, как полагается – в одной руке, у нее не осталось. А вложить его в ножны девушка не решалась, боясь, что не успеет выхватить его в случае опасности.
А опасность была тут как тут: судя по крикам, гули двигались широкой цепью, которая замыкалась впереди беглецов. Таким образом, они образовывали петлю, которой надлежало сомкнуться на шее жертв.
– Я больше не могу… – задыхаясь словами, пожаловалась Шарина.
– Ятоже, – ответил Далар. Он-то не хрипел и не задыхался – возможно, это объяснялось иной конструкцией горла – но изъяснялся коротенькими, экономными словами. – Найдем дерево, чтоб прислониться спиной… и передохнем. По сюжету я должен был бы умереть первым, – с горьким юмором прокудахтала птица, – но кто его знает, каково чувство чести у наших врагов.
Большинство деревьев вокруг них составляли дубы, тсуги и нечто, отдаленно похожее на можжевельник. Некоторые из них были настоящими великанами, простоявшими не один век. Шарина имела возможность наблюдать, как осваивался Кордин – во время первой остановки с птицей-похитительницей, но, похоже, за минувшее тысячелетие дикая природа снова вернулась к своему мрачному великолепию.
Ветви деревьев поросли седым мхом, с них продолжало капать, хотя дождь на время прекратился.
Вопли гулей слышались теперь чаще и ближе. Судя по всему, чудовищ было не меньше десятка. Девушке почему-то припомнилось, что они с Даларом так и не пообедали. Смешно! Можно подумать, это что-нибудь бы изменило в нынешней ситуации…
– Смотри! – крикнула она и указала своим широким ножом на заброшенное строение, почти похороненное под буйной растительностью. Она проделала это с такой горячностью, что, потеряв равновесие, чуть не упала. – Туда! Мы сможем забраться внутрь по тису.
Прямоугольное здание с остроконечной крышей целиком было сложено из тесаного камня, очевидно взятого из более ранних построек. В результате получилось довольно грубое подобие пирамиды на пьедестале, но эта неуклюжая конструкция обладала большим запасом прочности и пережила другие, более искусные творения древних времен.