Слуга Люцифера
Шрифт:
Во время следующей их встрече, Асмодей предложил Ирине уйти от мужа и уехать с ним в Германию. Ирина поначалу, попыталась возразить и вспомнила, что у неё есть дочь, но вскоре ей было абсолютно наплевать и на мужа, и на дочь, она жаждала только одного – сексуального удовольствия с любовником.
В ту ночь, когда Дмитрий видел в кристалле жену, в объятиях любовника, она не помнила почти ничего. Оставаться до утра в номере Асмодея Ирина не планировала, это было не безопасно, можно было привлечь к себе не нужное внимание органов госбезопасности
Асмодей словно околдовал её и подчинил своей воле. Очнувшись утром в гостиничном номере, на чужой кровати, Ирина сначала растерялась, а затем быстро засобиралась домой. Асмодей пробудился, открыл свои карие, почти чёрные с поволокой глаза и сказал:
– Не спеши, ты ему уже не поможешь. Дело сделано. Твой муж знает, где и с кем ты провела ночь. Он всё видел и сейчас умирает в больнице.
Ирина выронила чулки из рук.
– Откуда он мог нас видеть?
– Да у Дмитрия есть такая способность видеть то, что не видят другие, – сказал Асмодей и перевернулся на другой бок, смачно зевнув.
– Кто тебе сказал имя моего мужа? – Ирина удивилась ещё больше. – И почему он умирает? Что за шутки?
– Мне ничего не надо говорить, я итак всё знаю. У него второй инфаркт, вот он и умирает. Какие уж шутки! Это просто игра… Когда ты стонала подо мной, тебе было глубоко наплевать на мужа, дочь и свекровь. Ты думала только об удовольствии, ты его получила. Смерть мужа – расплата за удовольствия. А как ты хотела! За всё надо платить!
– Кто ты? Ведь ты не музыкант из немецкой труппы, ты… – Ирина оборвала фразу, ответ пришёл сам собой.
– Да, да, именно. Но тот, кого ты хотела назвать – мой шеф, я всего лишь – его скромный помощник, а если быть точным – слуга Люцифера, падшего ангела. Мы можем заключить сделку, я верну тебе мужа и твою прежнюю обеспеченную жизнь, но при одном условии.
Ирина не верила своим глазам и ушам – перед ней слуга Люцифера. Это противоречило здравому смыслу и учению диалектического материализма, который она усердно изучала в институте. «Господи, за какие грехи!» – Подумала она.
– Поздно Господа поминать, не поможет! – Нагло заметил Асмодей.
– Не поздно, Господа просить о помощи никогда не поздно! Я раскаиваюсь в том, что сделала! Я не боюсь тебя и никаких сделок заключать не буду! Тебя нет и быть не может! Ирина схватила плащ и выбежала из номера.
– Склочная бабёнка попалась. Ещё в церковь пойдёт грехи замаливать, – пробурчал Асмодей. – А как всё хорошо начиналось в Брюгенвальде, в сорок пятом! Да и потом неплохо было. И вот: финита ля комедия! Кто бы мог подумать, что у неё такая сила воли! Я бы тогда, пожалуй, женил Малышева на другой девице, попроще и посговорчивей. Но, увы, с такими способностями, как у неё – ещё поискать! Все карты мне спутала, – он был явно разочарован.
Ирина действительно пошла в ближайшую церковь, нашла батюшку и рассказала о своих подозрениях. Он посмотрел на рабу божию, как на душевно больную, прочитал молитву, поинтересовался крещёная ли. Узнав, что крещёная, одел на шею Ирины образок со спасителем и сказал:
– Человек волен верить в Господа, ища у него защиты и поддержки, или в Дьявола, погрязая в грехе. Вы сами должны выбрать, каким путём пойдёте и кому душу свою вверите. Я могу сказать только одно: божьим заповедям следовать трудно, грешить легче и слаще.
– Спасибо, за наставление, – поблагодарила Ирина и направилась домой.
Когда она открыла ключом дверь, перед ней стояла в коридоре заплаканная дочь с немым укором. Ирина, ничего не говоря, приняла ванную, зачесала волосы в пучок, надела самое простое платье и тогда уже спросила Зинаиду:
– Лидия Петровна уже в больнице, у папы?
Зина округлила глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Я теперь слишком много знаю. Собирайся, поедем вместе. В какую больницу увезли папу?
– Ну, как обычно, в министерскую.
Дмитрий поправился, но из министерства ушёл под предлогом здоровья. С приходом Леонида Ильича Брежнева начались постоянные перетрубации в министерстве, шерстили всех подряд. Дмитрий был уже не в состоянии расплетать постоянные интриги и попросил перевести на другую работу, поспокойней.
Его направили в Институт Связи. Бывший ректор как раз достиг возраста полного маразма и с почётом отбыл на давно заслуженную пенсию. Малышев (в сорок пять лет) приступил к исполнению новых обязанностей.
Ирина также работала в Моспроекте, руководила отделом, по выходным посещала церковь, Дмитрий знал о новом пристрастии жены, но делал вид, что не догадывается, да и потом в Советском Союзе свобода совести и вероисповедания прописаны в Конституции.
Дмитрий стал замечать, что после посещения женой церкви, ему становится плохо, он не может её обнимать, ожог под левым соском начинает саднить, сердце колоть. Дмитрий ничего не говорил Ирине о своих ощущениях, она, не понимая, что происходит, старалась, как можно меньше контактировать с мужем. Так они и жили по разным комнатам.
Дмитрий ушёл с головой в новую работу, надо было принять кучу дел, да ещё в них разобраться. Зинуля еле-еле закончила десять классов, Дмитрий устроил её к себе в институт на модный экономический факультет. В институте всё пошло по накатанной программе: раз Малышева Зинаида – вот тебе зачет по предмету, или хотя бы «удовлетворительно» на экзамене. Училась Зинуля, не напрягалась, со второго курса пребывала в любви, а на третьем – плоды сей любви стали заметны.
Жених Зинули был иногородним, без жилплощади, в Ярославле у него имелся частный дом и мама преклонного возраста. Так что жених, Серёга, был самого что ни на есть пролетарского происхождения – почти без средств к существованию.