Слуга злодея
Шрифт:
Натурально благородное обращение Пугачева изумило Лазаревича до сокровенных уголков его сердца. Он, конечно, не знал, от кого набрался Пугачев этих приятностей, но немедля сел на полено справа и чуть позади от царя и вытянул лицо в его сторону.
Пугачев велел стражникам его удалиться и рассмотрел поодиночке всех своих гостей.
А была тут вся прислуга Лазаревича, кроме Софьи. И, конечно, полковник Вертухин с верным Кузьмой да исправник Котов.
Котов, опять в треуголке, сшитой из старого казакина, отошел в дальний угол, дабы не сердить Пугачева своим дворянским видом. Вертухин же в кармазинном мундире без единой морщинки встал посреди двора с видом суровым и неуступчивым, как фельдмаршал в виду превосходящих сил противника.
Кузьма же, который повсюду таскал с собой награду своего господина — екатеринбургский медный рубль — сел на него позади всех.
— Дозвольте мне, ваше высочество! — внезапно с сумасшедшим видом высунулся Лазаревич и привстал с полена.
Видавший многие превратности жизни, он своим быстрым умом уже понял, о чем будет речь, и спешил упредить противоположную сторону.
Пугачев кивнул — одной лишь бородой, но размашисто.
Лазаревич, засунув руку за пазуху, поднялся.
— Скажите, ваше превосходительство, где вы были в январе семнадцатого дня? — оборотившись к Вертухину, церемонно начал он.
Однако его сорвавшаяся с петель душа не выдержала, и он выхватил сверкающий дверной крючок на железном наугольнике. Крючок жалобно звякал, болтаясь на ослабевшей заклепке.
— Обоз золотых монет его высочества турецкого султана! — он взмахнул масонским знаком почти над головой Вертухина. — Стоимостью двести тысяч золотых червонцев! Он исчез под Екатеринбургом на пути из Персии!
При словах «двести тысяч золотых червонцев» глаза Пугачева стали выпуклыми, как у совы.
— Так вы, сударь, полагаете, что поручик сопровождал деньги турецкого султана, и я знаю, где они? — спросил Вертухин. — Следственно, я убил его, чтобы завладеть золотом?
— Именно это я и хочу сказать! — Лазаревич повернулся к Пугачеву и словно бы у него спросил: — Где золото?
Пугачев, про коего ходили слухи, что он может точить балясы не хуже летописца, молча сидел в полном потрясении.
Ни слова не говорил и Вертухин.
Лазаревич победно спрятал за пазуху масонский символ, своим молчаливым красноречием заставивший всех закрыть рты.
— А дело обстояло таким образом, — заговорил он. — Сей господин, — он показал на Вертухина, — перехватил обоз с золотом на пути к Екатеринбургу и объездными дорогами направил его в свое московское имение.
Вертухин переступил с ноги на ногу и что-то хотел сказать, но Лазаревич опять опередил его:
— Причем сверху золото было прикрыто екатеринбургскими медными рублями весом в четыре фунта каждый.
— Верно! — крикнул Белобородов, бродивший за воротами, словно бычок, не знающий, как попасть во двор. — А нам достался только один рубль!
— Тем часом слуга его Кузьма, — продолжал Лазаревич, — пробрался в мой дом, гостеприимно приютивший нашего турецкого друга, и сделал свое черное дело. Дабы все свидетельства о золоте устранить окончательно!
Тут уж замолчала даже курица, кудахтавшая на сеновале.
Но в минуту всеобщей растерянности внезапно встал Кузьма, держа под мышкой сияющий орден своего господина.
— Так вы утверждаете, что обоз был один?
— Ты меня восхищаешь, друг любезный, — повернулся к нему Лазаревич. — Ты имеешь тонкое понятие о предмете. Именно один.
— В одном обозе не может быть более двадцати пудов, — сказал Кузьма, в Казани видевший издали, через две улицы, знаменитого математика Лобачевского и навсегда проникшийся любовью к точным наукам. — То есть не более девяноста тысяч червонцев. Следственно, обозов было два. Или ты, батюшка, неправильно подсчитал.
Лазаревич почувствовал, что тиканье в голове утихает, она наполняется желтым туманом, и в этом тумане плавают рыбки, похожие на стерлядок.
— Кто из вас вор?! — закричал вдруг Пугачев, поднимаясь и хватая обломанную жердь вместо царского посоха.
— Вот он! — внезапно сказал Кузьма, поворачиваясь и показывая на Котова.
Котов натянул треуголку на уши и отступил далее в угол двора.
Онемели все, даже ветер утих.
— Да я и денег не признаю, не то что золота, — пробормотал Котов.
— Денег ты не признаешь, а бриллианты у тебя в большой цене, — сказал Вертухин.
— Докладывай! — приказал Пугачев Кузьме и стукнул концом жерди по закаменевшей от зноя земле двора.
— Ваше высочество, рассудите, можно ли в наше время жить, совсем не имея денег, — Кузьма выступил вперед. — А у этого господина в кошельке нет даже гривенника.
— Да ведь он состоит на службе и получает жалованье, — сказал Пугачев и добавил, задумавшись: — Право, его за одно это надо бы повесить.
— От жалованья он отказался, — продолжал Кузьма. — А живет на то, что показывает в нужных местах бриллианты. Надо ему поесть — он идет в трактир и там покажет бриллиант. Надо купить в лавке свечей — он вытащит бриллиант, подержит под носом у торговца, а потом и слугу за свечами пришлет.
— Бриллиант, однако же, не простой камень, — возразил Пугачев. — Он денег стоит.
— Истинно, ваше высочество! Армянский купец Лазарев продал графу Орлову камешек за пятьсот тысяч рублей. Столько стоят эти безделки. А спрятать их можно просто за пазухой. Посему и посыльный его высочества турецкого султана привез в Россию не золото. Каким образом можно доставить за две тысячи верст двадцать пудов золота да еще без охраны? Он привез бриллианты.
— Не хочешь ли ты сказать, что этот злоумышленник убил посыльного до смерти и забрал бриллианты!
— Это произошло в январе семнадцатого дня! — торжественно провозгласил Кузьма. — Он проник в дом господина Лазаревича с вечера и спрятался в подполе. Тому свидетельница мещанская вдова Варвара Веселая, коя состоит в дружбе с приживалкой господина Лазаревича Фетиньей. Фетинья же и открыла господину Котову подпол. Утром, покуда все спали, он сделал то, что хотел. Причем надел валенки с моей ноги. Вот что мне особливо противно. Следом господин Котов вернулся в подпол и вышел оттуда уже вечером, когда все опять спали.