Слуга
Шрифт:
Они замолчали, переваривая информацию.
Михалыч свернул карту и возвратил хозяину.
– Что будем делать? – спросил Иванов.
– Нужен катер и пара надежных людей.
Иванов улыбнулся:
– Иосиф… Благодаря ему я сижу здесь. Пуля браконьера прошла мимо, – он махнул ладонью около уха. – У него удостоверение внештатного опера.
– А лодка?
– Катер наш, рулевой – Иосиф. У него допуск к маломерному флоту.
Иванов взял листок, написал номер телефона и протянул Кожемякину. Затем поднял
– Николай? Это я. Чем занимаешься? Ничем? Тогда приходи в контору. Ключи от катера не забудь, – и положил трубку, усмехнувшись: – Заодно проверим, чем там бродяги в лесу занимаются. Тюменцев сам возглавил экспедицию. Дикое племя бросили на охрану природы.
Вскоре в кабинет влетел Иосиф со связкой ключей в руках.
– Предупреждаю заранее: бензин – ёк! А без бензина мотор почему-то не работает. В баке осталось чуть-чуть.
– Выкати бочку и заправь оба бака. Только в гараже не занимайся. Разольешь – дышать потом нечем будет…
– Понял. Всё понял, товарищ майор.
– Капитан…
– Скоро присвоют. Нутром чую.
Иванов сплюнул, зачем-то вынул из кобуры пистолет, осмотрел и вновь отправил на место…
Просторная лодка, именуемая катером, отошла от берега, развернулась, урча в воде выхлопной трубой, и помчалась протокой. А вскоре из-за мыса показалась глиняная гора с церковью наверху. Все выходило, как и предполагалось: водный путь был намного короче. При этом на реке никто не встретился – здесь была лишь водная гладь, тальниковые заросли да темные ели вдоль берега.
Снизив скорость, катер вошел в ручей и уперся в берег. Ручей оказался просторным – его углубили и расширили. Широкое русло позволяло войти теперь теплоходу. Суда не оставляют следов на воде, кроме разве что берегов. Так оно и есть: в конце канала, где впадал в него сам ручей, отпечатался в синей глине чей-то нос. На берегу из земли торчала теперь петля массивного троса – место для швартовки. Над ручьем, вероятно, трудились с помощью земснаряда.
Над косогором, едва слышный, раздался полицейский свисток. Иванов усмехнулся:
– Чистка леса после грозы. Леший сделал свое дело – и может спать спокойно. Все-таки добился, чего хотел…
– Кто такой? – спросил Иосиф.
– Леший, говорю… Заявление написал на имя губернатора, и тот распорядился. «Надо, говорит, уважать мнения лесных жителей».
Оставив Иосифа в катере, Михалыч с Ивановым направились в лощину. Осталось подняться на косогор, и ты в деревне.
– Пиломатериал тогда отсюда свистнули – всех на ноги подняли, – вспоминал Иванов.
Михалыч в недоумении остановился. В том месте, где желтела хвоей крутая тропинка, теперь лежали бетонные ступени – с перилами из металлических труб. Они повторяли изгибы местности и обходили препятствия. Выходит, бетон положили в жидком виде, в опалубку.
Иванов поражался не меньше Михалыча:
– Когда успевают только…
Ступенями они поднялись вверх и здесь остановились: вместо забора теперь здесь была бетонная стена и стальная дверь, окрашенные темно-зеленой краской с седыми разводами. В прошлый раз на этом месте находилась лишь впадина, заросшая крапивой и лопухами. Здесь лежали обомшелые кирпичи, ржавые банки. Теперь здесь была стена с глухой дверью – на ней не было даже намека на замочную скважину. Зато вверху, на столбе, маячил объектив видеокамеры.
– Устроились…
Иванов в упор рассматривал камеру. Отныне губернаторской теще ничто не грозило.
Дверь открывалась внутрь, так что ее невозможно было снаружи подпереть. И если была видеокамера, значит, была и охрана – она явно вела наблюдение. И если бы не чистка леса от мусора, гостям пришлось бы оправдываться.
Они двинулись вдоль забора. Обойдя деревню, вышли на улицу. Здесь была все та же пустынность, даже собаки не тявкали – они приезжали сюда вместе с хозяевами. Получалось, что бродяги были еще в пути, и в свисток свистел кто-то другой.
Вернулись к Городищу, остановился у косогора. Внизу подковой лежала в солнечных бликах река. От противоположного берега уходила к горизонту низина, покрытая лесом, – ни полянки, ни ручейка… Лишь у берега лежала проплешина луга, местами заросшая кустарником.
Позади скрипнули тормоза: два автобуса высаживали пестрый народ. По сторонам располагались работники полиции. Тут же бегала овчарка без намордника. Бродяги шарахались от нее.
Иванов скривил губы:
– Надо и мне отметиться…
Он подошел к толпе. Людей построили в шеренгу по четыре человека и принялись инструктировать. Тюменцев стоял в стороне как вкопанный и смотрел сквозь людей. Казалось, его ничто не интересует, кроме собственных видений. Но вот он вспомнил о себе, кто он есть, подошел ближе.
– Смирно! Товарищ подполковник…
– Вольно, – махнул тот рукой. – Прошу всех отнестись к порученному делу со всей серьезностью… К вечеру прилегающая территория должна быть очищена от мусора. Должен подойти самосвал.
Бродяги гурьбой двинулись к лесу, щурясь на окружающий мир. Полиция рассредоточилась по бокам. Иванов вернулся к косогору, завел разговор. Молодец, Леший… Хоть приберутся вокруг деревни. И рассмеялся. Но Михалыч его охладил:
– Садоводы – те еще деятели. За них здесь никто не обязан прибираться.
– И то верно…
Не сговариваясь, они ступили под гору, и вскоре уже стояли у катера. Иосиф сидел на корме, читая обрывок газеты.
– Вот, пишут. – Он приподнялся. – Президент к нам собирается. У нас, говорят, коммунальный опыт… Не пишут вот только, когда он приедет…