Слуги Государевы
Шрифт:
Летом вновь на шведов двинулись корпусом тридцатитысячным. У местечка Гуммельсгоф дело имели, для оружия русского славное. Вновь Шлиппенбаха разгромили. Поначалу шведам удалось опрокинуть три полка русских — Кропотова, Полуэктова и Вадбольского, даже несколько пушек было потеряно. Но после оправились, Шереметев сикурс прислал, откинули шведов. А уж затем, когда весь корпус подтянулся, разгромили шведов.
Началось разорение края. Во все стороны были отправлены крупные партии конные. «В полон взяли мужеского и женского пола несколько тысяч, а скота с 20 000, кроме того что употребляли в пищу». — доносил Петру Шереметев. За заслуги его царь вознаградил достойно — фельдмаршалом сделал и орден Андрея Первозванного пожаловал. А всем офицерам по медали выдали золотой, солдатам по рублю серебряному.
К утру, 14-го августа корпус Шереметева вышел к Мариенбургу. Средневековая крепость темнела неприступной громадой, занимавшей весь остров посреди темных вод озера. Длинный деревянный мост, покоившийся на каменных опорах, был заранее разрушен на сотню саженей.
— Да уж дал, Господь, нам испытание, — задумчиво произнес Шереметев, осмотрев позицию. Драгуны с солдатами вовсю уже трудились лопатами. Неделю траншемент возводили. Помогали бомбардирам устанавливать мортиры и пушки.
— Долга осада будет. У гарнизона и пушек небось и припасов хватает. Да и людишек там тысячи четыре или около того. Комендант монастыря Печерского Корсаков писал прошлый месяц, когда они вылазку к нему делали, так ему языки показали.
— Не допустима осада долгая, ваше превосходительство — полковник фон Верден заметил. Шереметев обернулся — почему мол.
— Мои драгуны округу всю уже обшарили. Верст на тридцать корма все потравлены. Все выжжено шведами. Лошади опять стали худы, половина драгун и так уже пеши. Люди обесхлебили в конец. — разъяснил.
— Одним шведским мясом питает Бог… задумчиво сказал фельдмаршал. Шляпу снял, почесал лысину под париком. Прищурился:
— Значит, брать будем. Фон Верден.
— Да, господин фельдмаршал!
— Прикажи всем полкам драгунским плоты рубить. Там и там. — Рукой показал слева и справа от моста разрушенного. — Как настроим, так и начнем. С Божьей помощью.
Весь день и всю ночь стучали топоры. Офицеры прохаживались, за работой приглядывали. Суздальцев с Андреем примостились на лодке перевернутой, что на берегу валялась. Переговаривались.
— Первый штурм у нас с тобой. Крепость-то какая. Стены высоченные. Как взбираться будем? — разглядывал Сафонов силуэт туманный, горой из воды выступавшей.
— Не боись, Андрей, справимся, как нибудь! — отвечал Петька, хотя и сам настороженно всматривался.
— Да не боюсь я, просто понять не могу, как заберемся то.
— По лестницам, барчуки — Афанасий подсел. — Вона видите, я рубить приказал.
— А они ж, шведы, палить небось будут? — Петька не выдержал.
— Вестимо, будут! — согласно кивнул. — И дрянь какую-нибудь выльют на голову!
— Главное, чтоб за шиворот не натекло! — громкий голос сзади раздался. Дуглас МакКорин подошел незаметно. Поручики встать хотели. Рукой махнул, мол, сидите. А Афанасия согнал. Не по чину. Сам уселся. Замолчали все. А глаз-то не оторвать от твердыни каменной.
Часа в два по полуночи густой туман пролег по темным водам озера. Башни замка как будто поднялись в воздух и неторопливо плыли, стоя на белом облаке. Огни на башнях сливались со звездами. Драгуны наскоро перекусывали. Хлопов к лошадям сбегал, достал из необъятной торбы, что всегда была приторочена к его седлу, краюху хлеба, и разделил на троих. Зажевали. Суздальцев толкнул плечом Андрея:
— Давай вместе держаться, как к стенам доберемся.
— Давай! — шепотом согласился.
Генерал-адъютант пробежал от фельдмаршала. Приказания отдавал командирам полков.
— Знать, начнем сейчас! — заметил Сафонов.
Петька перекрестился молча. Все пришло в движение. Плоты тихо спускали на воду, грузились осторожно. Что-то звякнуло. Афанасий обернулся резко, кулаком кому-то погрозил в темноту. Поплыли. Весла самодельные кошмами обвязали, на уключины масла постного не пожалели. Лишь бы не скрипнуть! Жизнь то дороже.
— Коли крепость возьмем быстро, все припасы опять к нам вернутся. А коли убьют, так покойному ничего боле и не потребуется. — пояснил еще вечером свою расточительность прижимистый Хлопов.
Подплыли тихо. На песок выбрались. Возле самых стен улеглись. Маеор рядом оказался:
— Успели, слава Пресвятой Богородице! — шепнул еле слышно.
— Чего успели — не сообразил Суздальцев.
— Сейчас поймешь, поручик. — последнее слово Дугласа пропало в орудийном грохоте. Разом открыли огонь все русские батареи. С треском врубались ядра в каменные стены. Разрывались, кроша монолит вековой. Драгун под стенами залегших осыпало крошкой каменной. Порой и глыбы валились.
— Головы береги, головы! — старался перекричать гром канонады шотландец. И руками скрещенными показал: Вот так! Вот так!
— Руку иль ногу придавит еще живым остаться можно — кричал он теперь в ухо Сафонову, — а башку разнесет, никакой лекарь не поможет. Давай, делай как я! — пистолет со шпагой поднял вверх над головой.
Уши уже болели от залпов орудийных, рот забивался пылью каменной, а все не смолкало. Где-то справа посыпался камнепад целый. Закричал кто-то пронзительно и смолк тут же разрывами заглушенный.
— Есть! Получилось! — проорал в ухо Сафонову маеор.
— Что получилось? — выплевывая пыль каменную, кричал в ответ поручик.
— Стена рухнула — лезвием шпаги показал.
Вдруг все стихло. Шурша срывались со стен последние обломки, медленно оседала пыль.
— Встаем, быстро! — МакКорин вскочил сам, рукой, что со шпагой, шляпу сорвал с головы, пыль ей быстро стряхнул с себя, оглянулся. Встают ли?
— Быстрее, черти — зарычал, видя, что драгуны медлят. Суздальцев и Сафонов тоже вскочили. Отряхнулись. На маеора смотрели. Что дальше-то?
— За мной! — побежал вправо вдоль стены. Поручики с драгунами за ним. Шагов через двадцать открылся пролом в стене. Неведомая сила обрушила огромный кусок каменной кладки, похоронив под своими обломками нескольких драгун. Их руки-ноги, куски мундиров торчали из под развалин.