Слуги сумерек
Шрифт:
Подсознательно Чарли чувствовал, что слишком требователен к себе. Он сделал все от него зависящее. Никто не смог бы сделать больше. Но он всегда был требователен к себе и не собирался делать поблажки теперь. Имело значение не то, что он намеревался сделать, а то, что сделал.
В итоге они оказались лицом к лицу со смертью.
За Кайлом в проеме, ведущем в следующий зал, возникла фигура. Женщина. Мгновение она была в тени, потом появилась в ярко-оранжевом свете огня. Грейс Спиви.
С трудом Чарли повернул затекшую шею, сильно зажмурился, чтобы стряхнуть пелену с глаз, и посмотрел на Джоя. Мальчик стоял в углу, с заложенными за спину руками; он прислонился к стене, крепко прижав к ней ладони, как будто хотел усилием воли проникнуть сквозь камень и выйти из этого зала. Его глаза, казалось, выскакивали из орбит. Слезы блестели на лице. Из мира фантазий, где он инстинктивно прятался, его бесцеремонно вытащили в наводящий ужас мир, где правила ненавистная Грейс Спиви.
Чарли попытался поднять руки, если бы это удалось, он бы сел, а если бы сел, то и встал, а если бы встал – мог бы бороться. Он не сумел поднять руки, ни на дюйм.
Спиви медлила, глядя на Кристину.
– Не трогайте его, – сказала Кристина, почти умоляя. – Ради бога, не трогайте моего маленького мальчика.
Спиви не ответила. Вместо этого она повернулась к Чарли и зашаркала к нему через зал. В ее глазах светились патологическая ненависть и триумф.
Ужас и отвращение вызвал у Чарли этот взгляд, и он отвернулся. Он мучительно искал выход – что может спасти их, какое оружие или действие, о котором они не подумали?
Он вдруг поверил в то, что не все потеряно и, несмотря ни на что, они не обречены. Это были не пустые мечты или горячечный бред. Чарли не без основания доверял своей интуиции, он мыслил трезво и реалистично, как и раньше. Все еще был выход. Но где, какой?
Когда Кристина смотрела в глаза Грейс Спиви, у нее было такое ощущение, что холодная рука погружается в ее грудь и сжимает ее сердце ледяными тисками. Она смотрела как завороженная, у нее перехватило дыхание, она не могла думать. Старуха была безумной, да, законченной сумасшедшей, но в глазах ее сверкала такая несгибаемая сила, что Кристина в этот момент поняла, как Спиви могла собирать и удерживать возле себя обращенных в свою безумную веру. Потом, когда ведьма отвернулась и Кристина снова могла дышать, она почувствовала обжигающую боль в ноге.
Спиви остановилась перед Чарли и смотрела на него.
Она намеренно игнорирует Джоя, подумала Кристина.
Только ради него она прошла весь этот путь, рискуя быть убитой, пробиралась через горы и буран, а теперь игнорирует его, чтобы оттянуть момент, насладиться триумфом.
Кристина питала к Спиви черную ненависть, но теперь ее ненависть была чернее ночи. Она вытеснила из сердца все остальное; на несколько секунд она вытеснила даже любовь к Джою и стала всеохватывающей, всепоглощающей.
Когда сумасшедшая обернулась к Джою, ненависть в Кристине отступила, и ее захлестнули смешанные чувства любви, страха, жалости и ужаса.
И появилась надежда, что все же существует нечто, могущее заставить Спиви и верзилу встать на колени.
Только бы вернулась ясность мысли.
Наконец Грейс Спиви стояла лицом к лицу с мальчиком.
Она чувствовала окружившую ее темную ауру, и ей сделалось страшно, потому что она могла прийти чересчур поздно. Возможно, сила Антихриста стала слишком велика, и этот ребенок теперь неуязвим.
На глазах у него были слезы. Он все еще прикидывался обыкновенным шестилетним ребенком – маленьким, испуганным и беззащитным. Неужели он действительно думал, что может ввести ее в заблуждение этим спектаклем, заронить в ней сомнение в этот последний час? У нее бывали минуты сомнений, как в том мотеле, в Соледаде, но это были всего лишь минуты слабости, и теперь они остались позади.
Мальчик пытался забиться еще глубже в угол, но он и без того вжался так плотно, что казался вырезанным в камне.
Она остановилась всего в двух-трех метрах от него и сказала:
– Ты не наследуешь землю – ни на тысячу лет, ни на минуту. Я пришла, чтобы остановить тебя.
Мальчик молчал.
Грейс почувствовала, что сила его еще недостаточна, чтобы повергнуть ее, и в ней укрепилась уверенность. Она пришла вовремя.
– Неужели ты надеешься улизнуть от меня? – На ее губах играла зловещая улыбка.
Его взгляд был обращен куда-то мимо нее, и она поняла – он смотрел на свою собаку.
– Твой пес – это исчадие ада – больше тебе не помощник.
Мальчик задрожал, губы его задвигались, и она прочитала по ним, что он хотел сказать: «Мама», – но изо рта его не вырвалось ни звука.
Из чехла, притороченного к поясу, она вытащила остроконечный охотничий нож с длинным лезвием. Он был острый, как бритва.
Кристина увидела нож и попробовала встать, но дикая боль в ноге скрутила ее, и не успел гигант навести на нее винтовку, как она снова упала на камни.
Спиви обращалась к Джою:
– Я избрана на это благое дело за все годы служения Альберту, потому что я знаю, как отдавать себя всю, без остатка. Так я посвятила себя божественной миссии – без сомнений и колебаний, всю свою энергию и силу духа.
У тебя не было ни единого шанса спастись от меня.
Кристина с отчаянием обреченного попробовала сыграть на жалости;
– Прошу вас, выслушайте меня, пожалуйста. Вы ошибаетесь. Вы не правы. Он всего лишь маленький мальчик, и я люблю его, и он любит меня, – она вдруг забормотала что-то нечленораздельное, бессвязное и возненавидела себя за то, что не может найти слова, способные убедить. – О боже, если бы вы только знали, какой он милый и ласковый, вы бы поняли, что заблуждаетесь. Вы не можете отнять его у меня. Это.., несправедливо.
Не обращая внимания на Кристину, Спиви подняла нож.
– Я много часов провела в молитвах над этим клинком. И однажды ночью я увидела, как ко мне в окно слетел с Небес дух одного из ангелов господних, и дух его до сих пор пребывает здесь, а этом священном лезвии, и когда оно войдет в твою плоть, знай: это не просто лезвие – это Дух святой осенит тебя.
Кристина видела – у этой женщины буйное помешательство, поэтому обращаться к ее разуму, взывать к здравому смыслу было так же безнадежно, как надеяться вызвать у нее сострадание, – но как бы там ни было, она должна попытаться.