Слуги тьмы. И мне будет тепло
Шрифт:
Убегая, Даниэль слышал, как лорс топчет куртку, в бешенстве разметывает клочки. Ноги заплетались. Проклятье! Ни клена, ни дуба, ни березы! Ни одного дерева, на которое можно взобраться — одни толстенные сосны, пальмы да мелкая ольха.
Серый Ветер снова бросился в погоню. Настигает. Бегать от него уже нет сил. Надо рубить мечом… Но не могу… Не могу!
«Отступник! — мысленно вскричал пастух, не сомневаясь, что колдун его услышит. — Пощади Сат Аша!»
Внезапно все стихло. Лорс больше не храпел, не бил копытами, не стучали по
А ну как колдуну взбредет в голову оседлать сознание самого Даниэля? Такого может натворить…
Сквозь шум стучащей в висках крови раздался голос колдуна:
— Я видел то, что хотел увидеть. Ты не стал калечить несчастного дурачка и не зарезал лорса. Я полагаюсь на твое мужество и великодушие, и с легким сердцем оставляю тебе Эли.
— Чтоб ты пропал! — хрипло ответил ему Даниэль.
Отступник хмыкнул — и больше пастух его не слышал.
— Сат Аш? — осторожно позвал он. — Ну-ка, парень, поди сюда.
Пофыркивая, старый лорс не спеша приблизился. Как ни в чем не бывало скусил какую-то ветку и принялся жевать. Несомненно, Сат Аш не помнил, что вытворял минуту назад. Вот и славно. Даниэлю вовсе не хотелось, чтобы гордый скакун опять чувствовал себя кругом виноватым и униженно просил прощения.
— Ну и ладно, — говорил пастух, почесывая лорсу шею — там, где под шкурой ощутимо билась артерия, там, куда пришелся бы удар меча. — Вот с колдуном и разобрались. Если вдуматься, он парень, в общем-то, неплохой… скорее, несчастный… — Даниэль поймал себя на том, что не может удержаться от нервного смеха.
Нашарив седельную сумку, он расстегнул ее, вынул запасную безрукавку из волчьего меха — специально обработанную, чтобы отбить запах — надел и забрался в седло. — Ну, а теперь домой. Пошел, старик. Домой!
Назавтра Даниэль занялся домашними делами. Вымел пол, прибрался в хижине, расставил и развесил безделушки из бересты, которые изготовил для Элисии и от которых она прежде решительно отказывалась. Протер стекло на больших деревянных часах — самой «цивилизованной» вещи, какая у него была. В сущности, Даниэль нисколько в часах не нуждался — и впрямь, на что они в лесу? — однако держал их на полке с удовольствием и поглядывал на круглый циферблат как на физиономию доброго приятеля.
Затем он критически осмотрел нары. Пожалуй, для двоих будут узковаты, надо бы пару досок с краю добавить. Да свежего сена в тюфяк натолкать, да шкуры проветрить. И одеяла постирать. Даниэль усмехнулся. Не буду стирать одеяла — мать подарит новые. И простыни с вышивкой впридачу. Он вынес на солнце и свежий ветер шкуры, на которых обычно спал, не затрудняясь постельным бельем — только под голову подкладывал кусок полотна; затем с большим тщанием подогнал и прибил две дополнительные доски. Рядом крутился Сильвер, совал морду под руку. Он был еще почти щенок — здоровенный восьмимесячный щен, который вымахал ростом с матерого волка, а набраться ума не успел.
Закончив работу в доме, Даниэль накинул куртку, взял большую корзину и сачок на длинной палке, прихватил пару жердин — они стояли, прислоненные к хижине снаружи — и кликнул пса:
— Сильвер! Купаться.
Серебристо-серый пес заплясал вокруг хозяина, хотя купание в Атабаске в феврале — удовольствие сомнительное.
— Радуйся-радуйся, — сказал ему Даниэль. — У тебя теперь хозяйка есть; у нее шерсть побелей твоей будет. Вот еще подрастешь, мы и тебе подружку подыщем…
Синее небо с быстро бегущими облаками отражалось в широкой реке. Ветер рябил воду, на ее поверхности играло солнце, и Атабаск казался усыпанным блестками. Берег зарос ольхой; среди голых веток с набухающими почками зеленели листья прошлогодней пальмы — помятые и пониклые, но не сдавшиеся зиме.
Даниэль стащил в воду лежащий на берегу небольшой плот, поставил на него корзину, положил сачок и одну из жердин, осторожно ступил на бревна и повел плот вверх по течению, отталкиваясь ото дна шестом. Сильвер, взлаивая, побежал по берегу.
Вскоре пастух добрался до приметного дуба — на его раскидистых ветках до самой весны висела бронзово-коричневая листва — отвернул от берега и стал править к середине реки.
Сильвер залился тревожным лаем. Хозяин вздумал утопиться? Уплыть навсегда? Пес бросился в воду и поплыл следом, яростно работая лапами.
— Здравствуйте вам, — Даниэль взял его за шиворот и выволок на плот. Отступил, прикрывая лицо — Сильвер принялся отряхиваться и поднял тучу брызг. — Сиди смирно. — Плот тем временем сносило течением, и пастух поспешно взялся работать шестом. — Ну, вот и добрались, — сказал он наконец и вогнал обе жердины в дно, чтобы плот удержался на месте.
Здесь раскинулась под водой обширная отмель, на которой в изобилии водились жемчужницы. Впервые обнаружив ее, Даниэль диву дался, сколько жемчуга было в раковинах и насколько он был хорош. В Атабаске, конечно, собирали жемчуг все кому не лень — однако такого богатого месторождения еще никому не попадалось.
Здесь Даниэль набрал мешочек отменных розоватых горошин старшей сестре на свадьбу и намеревался посетить отмель, когда настанет время выходить замуж двойняшкам. Что ж, для двойняшек он найдет жемчуг в другом месте.
Длинным сачком он скреб по дну, поднимал и вываливал попавшихся жемчужниц вперемешку с водорослями в корзину. Затем перемещал плот и опять сгребал. Сильвер сперва принюхивался, любопытствуя, а потом свернулся на бревнах и уткнулся носом в свой пушистый хвост. «Прохладно здесь после купания-то», — говорили его прозрачные желтоватые глаза. Даниэль стянул с себя куртку, накрыл ею пса и продолжал работу.
Наконец, когда корзина наполнилась с верхом, он погнал плот обратно. Сильвер оживился и поднял голову, всматриваясь в приближающийся берег.