Слуги тьмы. И мне будет тепло
Шрифт:
— Нечистый тебя забери! Ненормальная! Какого рожна… — Он умолк. Перевел дух, сунул меч в ножны. Наверное, чтобы произвести нужное впечатление, следует не рычать, а пронзительно завыть, как дикий кот. — Пропади ты пропадом, — закончил он беззлобно и наклонился над женщиной.
Она плашмя лежала на земле, повернув голову, прижавшись щекой к выступающему корню. Зеленые глаза неотрывно следили за пастухом. Заведенная за спину правая рука наливалась синевой и разбухала.
— Плохо дело. — Даниэль осторожно разрезал ремень на запястьях, придержал сломанную руку. — Могло быть и хуже, — сообщил он, с внутренней дрожью представив
Прозрачные зеленые глаза уставились ему в лицо. Женщина подняла здоровую руку и положила пальцы ему на шею; казалось, она проверяет, бьется ли кровь в сонной артерии. Даниэль с неприятным чувством отстранился.
Ну, и что дальше? Будь женщина-воин цела и невредима, он с легким сердцем отпустил бы ее на все четыре стороны. Однако со сломанной рукой она запросто угодит к лемутам, из лап которых Даниэль выручил ее менее получаса назад.
Он сориентировался по солнцу и повернул женщину лицом к хижине, подтолкнул в спину.
— Пошли. Идем домой. — И сам зашагал вперед.
Помедлив, она двинулась следом.
Одживей уже успел вернуться и бродил по поляне вокруг хижины. Увидев хозяина с бредущей за ним незнакомкой, он зафыркал, пару раз ударил копытом, закинул голову и умчался в лес. Сильвер выглянул из лорсиного загона, подлез под нижним бревном изгороди и захромал навстречу пастуху, широко отмахивая хвостом. Внезапно этот пушистый хвост опустился, пес присел на задние лапы и залился яростным лаем.
— Молчать! — приказал Даниэль.
Сильвер примолк, но в горле клокотало хриплое ворчание. Пастух оглянулся на женщину. Она остановилась, глаза были как щелки, рот крепко сжат. Надо быть идиотом, чтобы не видеть, как воспринимают ее животные: и Одживей, и Сильвер чуют в ней врага. Отчего? Возможно, шкура, в которую она одета, не выделана должным образом и пахнет леопардом? Может быть.
Даниэль отогнал пса и провел женщину-воина к хижине. Она не пожелала заходить внутрь, уселась на лавку у крыльца. Сильвер припал к земле в нескольких шагах от гостьи и не сводил с нее настороженных глаз. Пригрозив ему, Даниэль вынес из дома котелок с водой, пару тряпиц, длинный мягкий ремень и принялся выстругивать щепы для шины на сломанную руку незнакомки.
— Ну и хозяйство, нечего сказать: колченогий пес да однорукая странница, — проворчал он, стараясь скрыть тревогу. Костоправ из него был аховый — а кто знает, как сильно лорс раздробил ей кости. Могут и не срастись; или пойдет воспаление, если сильно повреждены ткани. Тут одной шиной не обойдешься, нужны целебные снадобья отца Альберта… Даниэль поморщился. Вот уж не хочется, чтобы преподобный отец прознал о странной пленнице лемутов.
Женщина-воин сидела на скамье очень прямо, не выдавая боли и слабости. Только бледность понемногу заливала ее покрытое загаром лицо. Она смотрела куда-то в пространство, но пару раз Даниэль ловил на себе ее испытующий взгляд. Знать бы, о чем она думает…
Пастух подготовил щепы и опустил в котелок с водой тряпку, намереваясь обмыть пленнице руку и в меру своего умения наложить шину. Ее глаза ярко блеснули. Лежавший на брюхе Сильвер неожиданно взвился и со свирепым рыком кинулся между хозяином и незнакомкой. Пес задом оттеснил Даниэля, повернулся мордой к женщине и даже не залаял — захрипел, давясь бешенством.
Пастух выпрямился, отложил тряпку. Опустил ладонь на рукоять ножа, прямо глядя в лицо зеленоглазой. Она все поняла. Встала с лавки, здоровой рукой одернула шкуру. Сломанная правая беспомощно висела — распухшая, темная. Не оглядываясь, женщина двинулась через поляну к лесу. Даниэль мрачно смотрел в ее напряженно выпрямленную спину, на голые мускулистые ноги. Скоро сюда пожалуют лемуты — и что тогда?
Женщина была уже в десятке шагов от кромки леса. Донесся топот, и из зарослей вырвался Одживей — видно, чем-то изрядно напуганный. Не разбирая дороги, он понесся к хижине. Прозвучал рыдающий вскрик — и лорс на полном ходу сшиб бывшую пленницу с ног, промчался над ней. Даниэль кинулся бежать; за ним на трех лапах запрыгал Сильвер.
— Ну, что? Жива? — Пастух положил руку женщине на шею.
Пальцы ощутили толчки крови — жива. Глаза ее были закрыты, губы кривились в гримасе боли. Ну и денек нынче выдался: сплошная невезуха, думал Даниэль, с осторожностью поднимая женщину на руки. Если вдуматься, так лучше бы и не спасал ее вовсе — по крайней мере, у лемутов она была целее. Нечистый забери проклятого лорса!
Женщина застонала, когда он внес ее в хижину и опустил на одеяла. Глаза открылись, из них выкатились две слезы. Почему-то Даниэль ожидал, что из таких зеленых глаз потекут зеленоватые слезы, — но нет, они были обыкновенные, прозрачные. Он присел на край нар, мягко проговорил:
— Сейчас я буду лечить твою руку. Тебе будет больно — но я не со зла, понимаешь?
Женщина смотрела на него, и глаза были такие глубокие, что в них, казалось, можно утонуть.
— He понимаешь? — Даниэль сосредоточился и попытался передать мысль: Ты — хорошая, и я — твой друг…
Она никак не ответила, но по вискам сползли две новые слезы. Даниэль вышел за порог, прислушался. Все тихо, даже из лорсиного загона не доносится ни звука.
— Хайат! — позвал он, внезапно встревожившись. — Ага Шау, Ук Йори!
Одна из лорсих отозвалась негромким мычанием, и все стадо тихо вышло из зарослей, собралось у изгороди. Даниэль убрал слеги, открыл выход из загона. Если что, у лорсов будет возможность убежать и увести малышню. У него на миг сжалось сердце. Где-то мой Серый Ветер, отправленный в поселок за помощью?..
Ноги Как Дуб топтался возле хижины, косил на хозяина влажным глазом. Сильвер сидел у порога, насторожив уши, поворачивал голову туда-сюда. Вот и ладно; эти двое не дадут лемутам скрытно подобраться. А мы пока займемся делом.
Даниэль внес в хижину свои нехитрые лекарские принадлежности, достал из ларя для еды кувшинчик с медом. Мед — это правильно; хорошо, что вовремя додумался; глядишь, рука не воспалится слишком сильно. Он обмыл женщине руку, намазал медом в месте перелома. Как сумел, сложил кости, плотно обернул тряпкой, сверху наложил широкие щепы и тщательно обмотал ремнем, сделал перевязь из широкого куска полотна. Подумать жутко, какой останется рука, когда срастется. Пожалуй, все же придется обратиться к отцу Альберту… Даниэль тряхнул головой, запоздало сообразив, что священник, скорее всего, и так прискачет сюда вместе с поселковой стражей, когда старый лорс донесет в Атабаск порученную записку. А уж отец Альберт никак не одобрит то, что Даниэль приютил это непонятное существо.