Слуги Вонков [= Слуги ванкхов]
Шрифт:
– А почему хижины построены на таких высоких столбах?
– Ночью морские скорпионы выходят на берег, чтобы отложить яйца. Но яйца они откладывают под кожу какого-нибудь животного. Иногда для этого они используют тело женщины, специально для этого остающейся на пляже. В теле этого животного яйца раскалываются, и вылупившаяся личинка начинает жрать «Мать богов». В последней стадии, когда боль и религиозный экстаз приводят к странному психологическому состоянию, «Мать» мчится к берегу и бросается в воду.
– Не очень гуманная религия.
Анахо добавил:
– Но народу Гозеда она кажется очень даже подходящей Они
Рейт не удержался и засмеялся. Анахо с удивлением уставился на него.
– Могу ли я узнать, что тебя так развеселило?
– Мне кажется, что отношение дирдир-людей к дирдирам очень похоже на отношение народа Гозеда к своим скорпионам.
– Я не вижу здесь аналогии, – обиженно сказал Анахо.
– О, ну это же элементарно. Оба являются жертвами нечеловеческих существ, использующих людей в своих целях.
– Ба! – воскликнул Анахо. – Иногда ты кажешься мне самым большим глупцом из всех существующих.
Он резко отвернулся и стал смотреть на море. Но Рейт знал, что Анахо иногда мучило неосознанное и неприятное чувство.
Корабль осторожно подошел к усыпанному ракушками выступу скалы и бросил якорь. Капитан отправился в шлюпке на остров. Пассажиры видели, как он разговаривал с группой мужчин со строгими лицами и белой кожей; с головы до пят они были абсолютно голыми.
Достигнув соглашения с островитянами, капитан возвратился обратно на корабль. Через полчаса к судну подошли два лихтера. Заработала лебедка. На борт подняли тюки с шерстью и бухты канатов, другие же тюки и ящики перегрузили в лихтеры, и уже через два часа после прибытия в Гозед корабль поднял якорь и отправился дальше.
После ужина пассажиры сидели на палубе возле кормовой надстройки и разговаривали под фонарем о жителях Гозеда и об их религии. Вал Дал Барба, жена Пало Барбы и мать Хейзари и Эдвы, считала весь этот ритуал несправедливым.
– Почему на пляж не идут мужчины и не становятся «Отцами богов»?
Капитан засмеялся:
– Мне кажется, что такая честь все-таки должна сохраняться за дамами.
– В Мургане такого бы не произошло, – заявил купец. – Мы отчисляем священникам высокий налог, и они берут на себя всю ответственность за удовлетворение божеств. И нам совершенно не нужно переживать подобных неудобств.
– Эта система ничуть не хуже всех остальных, – высказал мысль Пало Барба. – В этом году мы присоединились к Пансогматическому Гнозису. Эта религия при всем прочем не забывает и о себе.
– Во всяком случае, мне она нравится больше, чем Тутелания, – сказала Эдва. – Нужно лишь продекламировать священные стихи, и на целый день ты свободна.
– Тутелания была беспросветной скукой, – добавила Хейзари. – Все время нужно было что-то учить наизусть! А эти ужасные собрания душ! Мне тоже Пансогматический Гнозис нравится больше.
Дордолио высокомерно засмеялся.
– Значит, вы предпочитаете не определяться с религией раз и навсегда? Должен сказать, что я и сам склоняюсь к этому направлению. Доктрина Йао ведь тоже является верованием до определенной степени. Или, другими словами, внутри общества каждый имеет возможность определиться так, чтобы следуя циклу, смог полностью испытать всю теопатию в полном объеме.
Анахо все еще никак не мог окончательно успокоиться от сравнения Рейта и посмотрел на палубу.
– Ну, а что думает по этому поводу Адам Рейт, выдающийся этнолог? Какие теософические воззрения он может нам изложить?
– Никаких, – ответил Рейт. – Или, в лучшем случае, очень скудные. Мне кажется, что человек и его религия – это одно и то же. В жизни всегда имеют место неизвестное и непонятное. Каждый человек проецирует на белый экран черты собственного мировоззрения. Свое происхождение он осмысливает, исходя из своего собственного поведения и волеизъявления. Верующий человек, излагая свою религию, объясняет, по сути дела, самого себя. Если же ему возражает фанатик, он чувствует себя обиженным во всем своем существовании и реагирует очень резко.
– Интересно, – заявил толстый купец – А атеист?
– Он может не проецировать картины. Он воспринимает космические тайны такими, какими они есть и не видит необходимости надеть на них более или менее человеческую маску. В остальном же, конечно, отношения между человеком и образом, в который он облачает неизвестное, чтобы было удобнее манипулировать, весьма показательны.
Капитан поднял бокал с вином, посмотрел на него и выпил до дна.
– Может, ты и прав, – сказал он. – Но никто из-за этого переделывать себя не будет. Я познакомился с массой людей. Я ходил под башнями дирдиров, бродил по садам синих кешей и знаю города вонков. Я знаю эти народы и их человеческих союзников. Я объездил все шесть континентов Чая. Я подружился с тысячами людей, любил тысячи женщин, убил тысячи врагов. Я знаю йао, бинтов, валалукианцев, шемолеев, степных кочевников, маршевых людей, островитян, каннибалов из Раха и Кослована. Я вижу их отличия и схожесть. Все в своем существовании стремятся получить как можно больше выгод, но, в конце концов, все умирают. А уже там никто не может быть лучше другого. Мой собственный бог? Это добрый старый «Варгаз»! Конечно, Адаму Рейту известно, что мой корабль – это я сам. Если мой корабль со стоном и скрипом борется со штормом, я страдаю вместе с ним и скриплю зубами. Если мы скользим по спокойному морю под розовой и голубой луной, я играю на флейте и надеваю на голову красную повязку. Я и мой корабль – мы служим друг другу. И если в один прекрасный день «Варгаз» пойдет на дно, я утону вместе с ним.
– Браво! – воскликнул Пало Барба – человек шпаги, который, впрочем, выпил слишком много вина. – Я тоже в это верю!
Он высоко поднял меч, так что свет фонаря отражался на стальном лезвии.
– То, что для капитана представляет корабль, для меня – вот этот меч.
– Отец! – воскликнула его дочь Эдва. – А мы тебя всегда считали рассудительным пансогматиком!
– Пожалуйста, убери отсюда меч, – сказала Вал Дал Барба, – иначе в своем воодушевлении ты отрубишь кому-нибудь ухо.
– Что? Я? Старый опытный фехтовальщик? Каким образом? Ну, хорошо, если ты так считаешь… Я отложу меч, чтобы выпить следующий стакан вина.
Таким образом они разговаривали еще долго. Дордолио прошелся по палубе и подошел к Рейту.
– Меня удивляет, – снисходительно произнес он, – что кочевник может так изысканно и точно выражать свои мысли.
Рейт улыбнулся Трезу.
– Кочевники не обязательно должны быть дураками.
– Ты меня удивляешь. В какой степи твоя родина? К какому племени ты принадлежишь? – спросил Дордолио.