Слушай, смотри, люби
Шрифт:
«Следовало бы предвидеть, — не раз думала Темпера, — что после смерти отца они останутся без гроша».
Но у нее-то, по крайней мере, достаточно здравого смысла, чтобы понимать, как мало у него было средств, а вот мачеха всегда жила в мире фантазий, где таких обыденных, чисто житейских понятий, как деньги, просто не существовало.
Поскольку сэр Фрэнсис Ротли всегда был окружен самыми влиятельными людьми, всегда был нарасхват в роскошных особняках, где было полно всемирно известных сокровищ, их собственные скудные средства, казалось,
Но с его смертью небольшие доходы, которые он получал в качестве попечителя и советника при разных галереях, прекратились.
Темпера сама составила список имеющихся у них ценностей и довела до сознания мачехи, что средств на жизнь у них осталось крайне мало.
— Но как же нам быть? — беспомощно спросила леди Ротли.
За всю свою благополучную жизнь, окруженная заботами других, мачеха ни разу не сталкивалась с реальностью.
Элейн, дочь благородного, но ничем не примечательного землевладельца, родилась и выросла в деревне. Двадцати лет она обручилась с молодым человеком, который год спустя после помолвки был убит в Индии.
После этой утраты других претендентов на ее руку и сердце не находилось, пока наконец, уже в двадцать четыре года, она не приехала в Лондон погостить у тетки и совершенно случайно на каком-то ужине не встретила сэра Фрэнсиса Ротли.
Всего год назад овдовевший, он был покорен ее красотой и, отбросив все сомнения и предосторожности, сделал ей предложение.
Она приняла его с готовностью не только потому, что видела в замужестве избавление от унылого деревенского существования, но и потому, как думала Темпера, что по-своему его любила.
На глубокие чувства Элейн была не способна и, несмотря на свою внешность, особой страстностью не отличалась.
Она была обворожительна, добродушна и во многих отношениях необыкновенно глупа.
Ей хотелось всем нравиться, и поэтому никогда не выражала собственного мнения и никогда не противоречила чужому.
Она только желала безмятежно плыть по жизни и ни в настоящем, ни в будущем не стремилась ни к чему, кроме того, чтобы мужчины восхищались ее красотой.
Никто, а особенно падчерица, не мог устоять перед ее обаянием. Хотя Темпера была намного моложе мачехи, она понимала, что Элейн — сущий ребенок, беззащитный и беспомощный, о котором нужно заботиться.
Оплатив похороны отца и рассчитавшись с его долгами, Темпера попыталась объяснить мачехе, как мало у них осталось. Элейн тупо смотрела на цифры и наконец проговорила:
— Нам придется выйти замуж.
— Замуж? — уставилась на нее в изумлении падчерица.
Ей казалось, что говорить об этом сразу после смерти отца как-то неприлично.
— Другого выхода нет, — развела руками леди Ротли. — Нам обеим нужны мужья, которые бы нас обеспечили. А к тому же с чего бы нам с тобой оставаться в одиночестве?
Впоследствии Темпере пришло в голову, что это была единственная разумная вещь, которую произнесла леди Ротли.
Женщины посмотрели в глаза друг другу.
— Тебе надо выйти замуж первой, матушка, а потом ты и мне сможешь помочь.
— Разумеется, я тебе помогу, дорогая, — отвечала Элейн Ротли. — Ты права. Так как я старше, мне надо искать себе нового мужа — и побыстрее! — Самодовольно улыбнувшись, она добавила: — Это не составит труда.
— Ну конечно нет, — согласилась Темпера.
У нее хватило ума понять, что красавица-вдова без гроша за душой может, конечно, привлечь самых разных мужчин, но мало кто из них, подобно ее отцу, будет готов предложить ей руку.
Сама Темпера в светской жизни участия не принимала, да это было бы и невозможно для девушки, которую никогда официально не «вывозили в свет».
Но, пока был жив отец, она встречала много известных и даже выдающихся людей, которым нужен был его совет по вопросам искусства, и они иногда приезжали к нему, вместо того чтобы вызывать к себе.
Во время болезни матери и после ее смерти отец много говорил с ней о них, рассказывал, кто они такие и обычно больше всего об их ценных картинах.
Но иногда со своим неподражаемым остроумием он давал ей краткие зарисовки их жизни и интересов.
Темпера была умна и отличалась хорошей памятью. Она помнила все, что рассказывал ей отец об этих известных людях, так же как и истории из жизни великих художников прошлого.
Мачеху интересовала исключительно светская жизнь сегодняшнего дня.
Она знала, кого сейчас домогается король, кто принес свое сердце к ногам прекрасной герцогини Ратлендской, кто влюблен в розово-бело-золотистые прелести леди Керзон.
Этот завораживающий мир роскоши и блеска был так же нереален для Темперы, как зимний пейзаж внутри стеклянного шарика.
Но именно она, с ее практическим умом и здравым смыслом, ставила и режиссировала спектакли с ее красавицей-мачехой в главной роли.
Именно она следила за тем, чтобы Элейн Ротли оказывалась всегда в нужное время в нужном месте, чтобы получать столь важные для нее приглашения. Леди Ротли можно было видеть везде — на скачках в Эскоте, на Хенлейской регате, в клубе Рэнели, на актовом дне в Итоне, — всегда неотразимо привлекательную, с улыбкой на пухлых губах и сверкающими голубыми глазами, не оставлявшими равнодушными большинство мужчин.
Гораздо строже, чем любая амбициозная мамаша, Темпера сортировала поклонников, преследующих это прекрасное видение, но с целями весьма отличными от тех, которые имели в виду она сама и леди Ротли.
— Я встретила вчера обворожительного человека, — сказала леди Ротли два дня назад, когда Темпера подала ей завтрак в постель. — Он просто не отставал от меня. Когда он поцеловал мне руку на прощание, мое сердце затрепетало — правда, правда, Темпера!
— А как его имя? — осведомилась Темпера.