Слушайте все !
Шрифт:
– Боже мой!
– беспомощно разводила руками Эбигайл.
– Сцилард - крупнейший физик! Как он мог написать такое!..
– Листала литературную энциклопедию: там говорилось, что это сатира на наш расколотый мир, на атомную войну, в которой два лагеря одержали "победу" один над другим вплоть до самоуничтожения.
Это не успокоило Эбигайл.
– Боже!
– повторяла она.
– Как же зло сатиру можно повернуть против разума!..
Полного апогея свистопляска достигла, когда "Чикаго Трибюн" опубликовала в воскресном приложении "Семь дней" репортаж своего корреспондента,
Сначала репортер спрашивает сам себя, как будто разговор об этом идет каждый день и навяз у него в зубах: "Опять "летающие тарелки"? Опять инопланетяне? Пришельцы из далеких миров?" Пренебрежительно замечает:
"Об этом так много пишут и говорят!" И тут же, приняв серьезный вид, делает вывод: "Надо готовиться к встрече".
Ошеломив читателя, будто все уже решено и пришельцы чуть ли не на Земле, репортер обращается не только к себе, но и ко всем:
"А какие они, пришельцы, в нашем земном понимании?..
– И, готовый панибратски похлопать читателя по плечу, предлагает: - Давайте спросим об этом граждан вот здесь, на улице, чтобы разговор не был ни подготовленным, ни предвзятым.
Тут же он приступает к опросу:
– Алло, мистер, э-э...
– Роб Ханстер.
– Мистер Ханстер, я вижу у вас на груди спортивный значок.
– Я боксер, Роб Ханстер.
– О, приветствую вас, Роби!
– приятно поражен репортер. На ринге я узнал бы вас с первого взгляда! Мистер Ханстер, теперь уже проникновенно, как к другу, обращается репортер к спортивной знаменитости, - если бы пришелец из соседней галактики был тоже боксер, как бы вы начали с ним разговор?
– Как бы я начал?
– Ханстер уловил сущность вопроса, и ответ тут же излился из его уст: - Я бы спросил его: "Простите, но... вы не кусаетесь?"
– Что бы он ответил вам, мистер Ханстер?
– улыбается репортер.
– Он бы ответил: "Нет, не кусаемся. Мы разумные. А вы?"
– Спасибо, Роб! Ха-ха-ха!
– это смеется репортер, оценивший шутку.
– Право же, это здорово: "Нет, не кусаемся..." До свидания, Роби, счастливой перчатки!
Дальше репортер берет интервью у мисс Мэтьюз, кухарки из третьеразрядного ресторана.
– Мисс Мэтьюз, как вы себе представляете пришельца из космоса?
– Из ресторана "Космос"?
– переспрашивает мисс Мэтьюз. Ах!..
– разочарованно.
– Из настоящего космоса! А что, уже летит? Гм... Попробую.
– Мисс Мэтьюз закатывает глаза и пробует представить себе пришельца.
– Он симпатичный, - наконец вещает она, - прилетел с планеты Нептун (там, говорят, минус сто семьдесят градусов). Он весь круглый, пушистый, зеленый, махеровый. И нет носа, чтобы не отморозить.
– О чем вы спросите его, мисс Мэтьюз?
– спешит задать вопрос репортер. Поток слов собеседницы захлестнул его, - не так-то просто говорить с любым встречным.
– Что я спрошу?
– восклицает мисс Мэтьюз.
– Какие передачи телевидения он смотрит дома. Оказывается, "Гуд бай, бэби!" Когда с ним разговариваешь, он отвечает раньше, чем успеешь задать вопрос, так как очень умный...
– Благодарю вас, мисс Мэтьюз.
– Репортер спешит распрощаться со словоохотливой собеседницей.
– Благодарю вас. Гуд бай!
Разговор с кухаркой, видимо, шокировал репортера. "Махеровый..." - повторяет он, - словечко такое, что не найдешь в энциклопедическом словаре. Пишется "махеровый", "мохеровый"... Но тут репортер успокоил себя: как хочешь, так и пиши - это же о пришельцах!.. Тут же он обратился к следующему прохожему - парашютисту Арчибальду Стронгу.
Парашютист уделил репортеру две минуты:
– Вот вам парашют, вот пришелец, - изобразил он руками в воздухе.
– Летит парашютом вперед, потому что с другой планеты; но законам физики это не противоречит.
– Удивительно!
– не удержался от восклицания репортер. Летит парашютом вперед!.. Что же вы у него спросите, мистер Стронг?
– Поинтересуюсь, с какой стороны он выпускает запасной парашют - сверху или снизу.
– Благодарю вас, - попятился репортер от Арчибальди Стронга.
Но репортер - человек отважный, профессия обязывает. К тому же, как только что выяснилось, ничто законам физики не противоречит, можно обратиться еще к кому-либо из встречных.
Следующим оказался известный музыкант, композитор.
– По моему мнению, - бойко застучал композитор, - пришелец окажется необыкновенно музыкальным человеком, впрочем, как и все остальные жители Альдебарана.
Композитор знал название только одной звезды - Альдебарана, но репортеру в этом не признался, конечно.
– Он играет на рояле только в четыре руки, - продолжал музыкант.
– В двадцать четыре пальца. Они все там так играют,
– А вид его? Внешний вид?
– спросил репортер.
– Огромное ухо и четыре руки. Я же сказал...
Дальше Эбигайл читать не могла. "Репортаж" продолжался, но газета, шурша, выскользнула из ее пальцев. Женщине казалось, что вокруг нее вьется и хлопает крыльями воронье: "Кар-р!.." Но ведь это же было, есть!
– пытается она противопоставить кружащимся черным крыльям что-то большое и важное. Что есть?..
– напрягает мысль до предела. Есть слова: "Слушайте все!" "Кар-р! Кар-р!" - хлопает крыльями воронье:
"Ваша прабабушка - марсианка?.." Эбигайл сжимает виски: о чем она думала? "Объединяйтесь в семью..." "Кар-р!.." - звучит у нее в ушах. И кто-то шепчет:
"...круглый, пушистый, зеленый, махеровый... круглый, пушистый, зеленый, махеровый...". Что со мной?..
– думает Эбигайл. "Кар-р! Кар-р!.." - кружится воронье. Эбигайл теряет сознание.
Джон уложил супругу в постель, спустился вниз поискать успокоительного в аптечке, Увидя почтальона с пачкой писем в руках, - бешено захлопнул перед его носом дверь.
Как ни странно, первая добрая весть пришла из того же Чикаго. Пришла не сразу, но вовремя. Эбигайл поправлялась после болезни, и ей нужна была поддержка со стороны, - не только от Джона.