Шрифт:
Грешнов Михаил Николаевич
СЛУШАЙТЕ ВСЕ!
Джон и Эбигайл потеряли счет бессонным ночам. Когда это началось - неделю, месяц тому назад?.. Размотаны диски лент: два, три километра, может быть, десять. Лента на полу, в углах комнаты, под столом. Горы ее растут к потолку... А люди не отрываются от приборов. Время для них исчезло, растворилось в черной линии самописцев: больший, меньший размах пера, отрезок почти прямой, и снова перо - вверх, вниз!
В подземный бункер обсерватории не проникает ни звук, ми ветер. Четыре стены, стол посередине, мотки разноцветного провода и два самописца последней модели,- вот и вся обстановка в бункере. Джон и Эбигайл кажутся здесь посторонними. Не подумаешь, что они ищут открытие. Они да радиотелескоп, который бодрствует с ними. Гигантская чаша ловит голоса звезд - бушующих плазмой, горящих ровно, как факел, и даже умерших, свет от которых продолжает лететь в Пространстве. Сейчас телескоп слушает необычный голос, передающий одно и то же. Самописцы перекладывают голос на график. Люди склоняются над чертой - проверить тысячу раз!
– смотрят на черную линию глазами, красными от бессонницы. Тысяча первый график получается таким же, как остальные.
В подземелье все обыденно; кресла, приборы, кладущие на бумагу однообразную линию. Может быть, открытие делают самописцы и телескоп? Не Джон и не Эбигайл? Может, заслуга принадлежит машинам, а люди здесь ни при чем?..
Но вот открытие сделано. Втиснуто в рамку формул и чертежей, Джон кладет листок перед Эбигайл:
– Этому не поверят.
Эбигайл молчит. Она понимает Джона и его чувства. Как сделать, чтобы поверили? Вспоминает бессонные ночи, расчеты, гул и стрекот электронных машин и думы, думы - бесконечные думы, свои и Джона. Может ли это быть? Может ли?..
А почему, собственно, не может?
Обсерватория стоит на Ред-Ривер, там, где, миновав холмы Уошито, река выходит на широкую низменность. Сама обсерватория, каменная коробка с традиционными куполами,- ничто по сравнению с радиотелескопом. Здесь, в бесчисленной паутине тросов и проводов, в устремленности чаши к звездам, - гений и сила человеческого ума. Для чего это сделано?
– спросит непосвященный. Для связи с другими мирами. А есть ли они, другие миры? Есть! Те, кто строил радиотелескоп, и те, кто работает здесь, ждут и боятся этого слова. Ждут, когда оно подтвердится, и знают, что это будет неожиданным, как молния в синем небе. И что будет, когда человечество убедится, что есть кто-то другой?..
Цифры и формулы на листке говорят: есть.
Джон повторяет:
– Никто этому не поверит...
Как же сделать, чтобы поверили?
Когда в Канаде старик Смиггл поймал на телеприемнике фрагмент передачи из космоса - улицу домов-пимарид и людей с двумя головами, он не сообщил об этом в печать. Рассказал другу, тоже астроному, Эдлаю Харрису. Харрис сказал: "Если не хочешь прослыть сумасшедшим, - молчи". И Смиггл промолчал. Он не был борцом, не смог бы вынести насмешек и карикатур.
Только ли смалодушничал Смиггл? Или причины в другом? Вот и Джон говорит, что их открытию не поверят. Значит, причины есть? С ними надо считаться?..
В Сахаре найдены изображения людей в необычных одеждах. Мир терялся в догадках: что это или кто?.. Специалисты по космотехнике высказали мнение: так могут выглядеть космонавты в скафандрах и в гермошлемах. Но тут выступил скептик, всегда находится скептик с учеными степенями, - и объяснил: "Какие же это шлемы, господа, это - тыквы!". Популярно рассовал все по полочкам; зачем поджигать сыр-бор? Были космонавты в Африке или не были, а тыквы - растут искони. Наденьте тыкву на голову, и вы будете выглядеть как марсианский бог! Чего проще, - все надо объяснять земными причинами... Только что журналы обошел снимок человекоподобного существа, встреченного в горах Калифорнии. Казалось бы, свидетельствует фотоаппарат - техника. Скептик опять тут как тут: "Мистификация!.." Это крепкий жучок, скептик с учеными степенями и непробиваемым панцирем. Он все разжует и все объяснит. Или постарается замять разговор. Кибернетика? Ха-ха-ха!
– смеялся он после войны. Летающие тарелки? Запретите о них писать, и они исчезнут!..
К счастью, все на Земле сложнее и проще. Сложнее, чем голое отрицание, и проще, чем белый свет. Он ведь тоже, говорят, состоит из семи цветов радуги...
Джон и Эбигайл изучают пульсары. Знают все, что написано о пульсарах в специальной литературе. Написано мало - звезды открыты недавно. Да и звезды ли это? Скорее - пульсирующие точки вселенной, неразличимые даже в мощные телескопы. Есть белые карлики, Есть красные карлики. Пульсары - сверхкарлики, микрокарлики. По мощности излучения их можно сравнить с Солнцем, по точности и частоте повторения импульсовс атомными часами. Работа их слишком невероятна, чтобы казаться естественной, - звезда подает импульсы как работающий электромотор. Ученые спорят. Одни говорят, что это угасающие карлики. Поверхность их точно судороги сотрясают упругие колебания. Звезде то расширяется, то сжимается. Плазма рождает радиоволны. Другие доказывают, что это нейтронные звезды, сжатые гравитацией до предела. Они вращаются с бешеной скоростью, и если звезда имеет протуберанцы, они излучают радиоволны. Когда был открыт первый пульсар, вкралось сомнение: может ли косная материя производить эффект такой точности? В принципе может. Есть переменные звезды, есть фазы Луны и Венеры, чередующиеся с математической точностью. И все-таки: если бы разум подчинил себе какую-то область космоса, то для связи с другими цивилизациями он создал бы пульсар искусственно. Через пространство, через магнитные и рентгеновские поля послать сигналы может только станция, созданная по типу переменной звезды. Разум, наверно, создал бы несколько таких станций. Трудно отличить их от звезд, но, может быть, у них есть другие отличия, которых мы не в состоянии видеть на современном уровне техники. Разум мог бы разместить станции в нескольких наиболее значимых точках Пространства - как пульсар Джона и Эбигайл - над северной короной Галактики.
– Может ли это быть белый карлик?
– спрашивает Джон и сам себе отвечает: - Может. А нейтронная звезда? Тоже может. Но может быть и что-то другое.
Звезда, которую нашли Джон и Эбигайл, испускает не один и не два, а - три импульса! И все на разных частотах! Вдруг это не звезда?.. Джон перебирает в уме догадки, предположения и, как по замкнутому кругу, приходит к вопросу:
– Так что это?
– Нейтронная звезда, Джон...
– говорит Эбигайл.
– Возможно, Эби, очень возможно.
– Все так говорят о пульсарах...
– И все сомневаются. Есть вещи, которые с трудом умещаются в голове.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего, Эби.
Эбигайл склоняется лицом на руки, минуту сидит неподвижно. Потом поднимает голову:
– Нас только двое, Джон, и мы играем в прятки друг с другом.
– Хочешь начистоту?...
– Да, Джон, я слишком устала.
– Что если это радиостанция, Эбигайл?
Эбигайл пугается. По ее лицу видно, как она борется с собой, не знает, что возразить Джону. На миг ее охватывает ирония, - та пошлая, порой беспомощная ирония, которой люди пытаются защитить себя от необычайного, чем двадцатый век тревожит их, но не дает на тревогу ни ответа, ни объяснения.
– "Зеленые человечки", Джон?
– спрашивает она, понимая, как глупо звучит вопрос, но ей надо проверить себя и Джона, укрепить или отвергнуть что-то в себе и в нем.
– Те, что на летающих блюдцах?..
– заканчивает она вопрос.
– Называй, как хочешь, - Джон не обижается, но чувствует, что Эбигайл трудно освоиться с его мыслью, - не шутит ли он, делая такое предположение. В душе он извиняет ее и, продолжая разговор, спрашивает: - Что, если это разум?..
Эбигайл не отвечает ему.
– Почему ты молчишь?
– Здесь мало предположений, Джон. Нужно что-то определенное.
– Будем искать.
– И сомневаться?
– Не будем спешить. Не скажем о своем поиске.
– Если не будем спешить, - я согласна, давай искать. Эбигайл освоилась с вопросом и с высказываниями Джона. Поняла, что он не шутит, и даже обрадовалась: его мысли отвечают ее мыслям. Можно, наконец, поговорить друг с другом. Она скажет Джону все, что думает.
– Согласна искать, - повторяет она..
– До тех пор, пока тайна не раскроется полностью.