Служащий криминальной полиции
Шрифт:
— Так вот. Полиция занимается этим делом только потому, что закон обязывает установить причины смерти в тех случаях, когда смерть случилась неожиданно или неизвестны ее причины. Если же умерший лечился, то выяснение причин смерти происходит через врача. Он же выдает и свидетельство о смерти, необходимое для захоронения. Во всех остальных случаях полиция обращается в судебно-медицинскую экспертизу, которая производит вскрытие, устанавливает причину смерти, после чего составляется заключение, — пояснил Харьюнпя. — Так вот. Завтра утром наше подразделение, занимающееся установлением причин смертельных исходов, свяжется с этим врачом... доктором Песоненом и окончательно все выяснит. Если он скажет, что покойная была его пациенткой, то участие полиции на этом закончится. Я почти уверен,
В квартире стояла тишина. Такая тишина, что тиканье настенных часов резало слух. Макконен молчал. Упершись локтями в колени, он теребил полученную карточку и даже не посмотрел, что там написано.
— Гм... Вам бы нужно снять всю одежду с покойной, — сказал Харьюнпя.
Макконен кивнул. По улице прогромыхал автобус, откуда-то издали послышался визг трамвая. Водопровод загрохотал на кухне. В соседней квартире засмеялась женщина.
— А как же... насчет этих... денег, — произнес Макконен, не поднимая головы. Его голос выражал неуверенность и удивление, будто он внезапно уснул среди дня и, пробудившись, не знал, вечер сейчас или утро.
— Денег? — не понял Харьюнпя. Он был не менее озадачен, чем Макконен.
— Да-да... Я хочу сказать, что у меня нет при себе денег... только в банке... но в банке есть. Не могу ли я оплатить это переводом?
— А что оплачивать-то? Мое посещение? Нет, конечно... то есть я хочу сказать, что это ничего не стоит. Ничего. За это платят налогоплательщики. — Последнюю фразу Харьюнпя произнес, чтобы загладить свое смущение. Однако она была столь неуместна, что он смутился еще больше и почувствовал необходимость дать некоторые пояснения. — Я только что звонил в похоронное бюро. Они скоро приедут за ней и отвезут в патологоанатомическое отделение уголовной полиции на Кутосуонтие. Это тоже... я хочу сказать, что полиция и в этом случае берет все расходы на себя. Другое дело похороны — вы можете воспользоваться услугами любого похоронного бюро, но за это вам уже придется платить. Если она была членом «Эланто» [6] , тогда предусматривается скидка... вспомоществование. Позвоните туда.
6
Кооперативное объединение потребителей.
— Да, да, конечно, — вздохнул Макконен. Краем ладони он сгреб хлебные крошки на столе в маленькую кучку, даже не взглянув при этом на Харьюнпя. Его глаза заблестели от слез: он понял, от чьей последней трапезы остались эти крошки. Слезы стояли в его глазах, пока он не моргнул. Тогда медленно, словно не решаясь, они потекли по морщинистой поверхности обезьяньих щек. И потом уже быстро заскользили вниз, к уголкам рта.
Харьюнпя листал свои заметки, но не прочел ни строчки из написанного. Он был подавлен, решив, что слезы Макконена вызваны его словами о захоронении. Разъяснения такого рода казались часто неуместными, слишком прозаическими, однако они были необходимы, к тому же это входило в прямые обязанности Харьюнпя.
— Они приедут наверняка через десять-пятнадцать минут, — сказал Харьюнпя, чтобы прервать молчание.
— Кто приедет? — подал наконец голос Макконен.
— Служащие из похоронного бюро.
— Да... да...
— А я... я думаю, что смогу побыть здесь с вами до тех пор. Возможно, так будет удобнее. — Харьюнпя хотелось закурить, он уже чувствовал вкус табака во рту, но не решился. За стеной вновь послышался женский смех, к нему примешалась мужская речь, но слов разобрать было невозможно. Водопроводные трубы на кухне урчали, и Харьюнпя подумал, что люди в других квартирах, наверно, готовят пищу, а некоторые уже моют посуду. Он взглянул на часы: было начало шестого.
— А у нее все же вроде спокойное выражение лица? — вопросительно
— Да. Едва ли она успела почувствовать страдание, — ответил Харьюнпя, избегая прямого ответа на вопрос, на который, собственно, и не ожидалось ответа. Он с таким же успехом мог и согласиться, сказав, что лицо у покойной невозмутимое, мирное. Но он не сделал этого. Кто-нибудь другой на его месте, возможно Хярьконен, стал бы объяснять, что выражение лица покойника никак не зависит от последних переживаний, оно не говорит ни о муках, ни об ужасе, ни о покое, потому что с наступлением смерти мышцы слабеют, а внутриклеточное давление исчезает. Поэтому лицо расслабляется, теряет всякое выражение.
Харьюнпя услышал мужские шаги на лестничной площадке. Он встал, но открыл дверь, только когда позвонили. Первым из одетых в траур мужчин был Ликанен. Безуспешно попытавшись сдуть в сторону падающие на глаза волосы, он отбросил их рукой назад.
— Ну и ну, — тихо прошептал он, чтобы не услышали родственники.
— Привет, — ответил Харьюнпя, понижая голос, ибо и он не хотел, чтобы Макконен ощутил встречу с казенными буднями. Он прижался к вешалке, чтобы пропустить пришедших, и почувствовал вдруг удушающее прикосновение меховой шубы к своему лицу. Закрывая дверь, Харьюнпя мельком увидел поднимавшуюся этажом ниже женщину и услышал ее любопытствующий шепот:
— Какой ужас! Что случилось? Не умер ли кто? Ой, какой ужас...
Служители опустили алюминиевые носилки у кровати госпожи Рахикайнен. Их движения были синхронно точны, почти как у автоматов. Ликанен сдвинул в сторону черное байковое одеяло, а второй служитель, которого Харьюнпя не знал, накрыл носилки пластмассовой пленкой. Ликанен резким движением снял покрывало с покойной и окинул взглядом труп, как бы прикидывая, сколько он весит. Харьюнпя взглянул на Макконена, который стоял в кухонном дверном проеме, уставившись на свою кепку. Один из пришедших ухватил госпожу Рахикайнен за тощие щиколотки. Ликанен тем временем выпрямил ее руки, заломленные за голову, и крепко взялся за посиневшие запястья. При этом мужчины переглянулись. Харьюнпя заметил, как губы Ликанена безмолвно произнесли: «Раз-два, взяли!» Эдит Агнес Рахикайнен легко переместилась на носилки. Ликанен развернул войлочное одеяло и прикрыл покойную. Умелыми, быстрыми движениями он аккуратно подоткнул концы под нее. Служители заняли свои места, нагнулись, крепко ухватившись за блестящие алюминиевые ручки — ноша поднялась. Харьюнпя открыл им дверь, и, как бы перепроверяя, Ликанен прошептал, когда проходил мимо:
— Рахикайнен Эдит?
Харьюнпя кивнул.
Харьюнпя застегнул пиджак и поднял с пола служебную сумку.
— Ну, вот. Я должен вам еще сказать, что поскольку она не получала гражданской пенсии [7] , вы можете обратиться за пособием на похороны в ведомство по гражданским пенсиям. — Слова выходили толчками, наскакивали друг на друга и казались дикими. Харьюнпя прокашлялся.
— Да-да... я обращусь, я позвоню. Я буду ждать вашего звонка, вы сообщите мне о результатах, — произнес Макконен высоким голосом, в котором слышался страх за то, что боль вырвется наружу.
7
Пенсия по старости и нетрудоспособности в Финляндии.
— Ну ладно. Пойду. До свидания. — Харьюнпя пожал сухую и холодную руку. — И... от себя лично... мои соболезнования... в вашем горе, — добавил он смущенно, ибо чувствовал, что эта пустая фраза всего лишь привычный стандарт и сказана даже ради некоторого самоуспокоения. Выходя в переднюю, он старался не думать, каково сейчас Макконену остаться одному в пустой квартире в обществе фарфоровых зверьков и всадников в тюрбанах. Харьюнпя не взглянул на шубу и парик, но мысленно увидел, как Макконен, давясь подступающими к горлу рыданиями, убирает их в платяной шкаф.