Служба обучения магических существ

Севастьянова Екатерина

– Прошу, избавь меня от интимных подробностей своей жизни! – взмолилась я, за что получила порцию притворного осуждения.

– Я эмпат, – напомнил Эриш, – я ежедневно выслушиваю чужие проблемы и решаю их различными способами, иногда даже не раздеваясь.

Я фыркнула:

– Удивительно…

– Да. Но вот в чем проблема – от эмпата все ожидают одного. Приятного разговора, а позже страстного секса. Демоницы и демоны делятся своими проблемами, а эмпаты решают их. Так заведено испокон веков. – Эриш посмотрел на меня немного печально. – Но кто выслушает эмпата? Кто будет обсуждать с ним его проблемы? Его жизнь? Для этой цели я крайне эгоистично использую твое общество, Дэви, – без стеснений признался Эриш. – Ты почти не нагружаешь меня своими проблемами, которых

тьма-тьмущая. И слушаешь меня, и иногда даже с живейшим интересом, не изображая фальшивых улыбок и не надеясь через меня добраться до отца. А мне порой здорово не хватает искреннего общения с демоницами, не отягощенного ложью, страстью или чужими страданиями по несбывшимся мечтам. Многие эмпаты обречены на одинокую жизнь, таков минус нашего вида. В первую очередь женщины воспринимают эмпатов как лекарей и очень редко как партнеров.

– Знаешь, Эриш, используй мое общество сколько твоей душе угодно. Вот честно. Ты единственный демон в гнезде, да и во всем Цэрбесе, пожалуй, с кем я могу спокойно поговорить и с удовольствием провести время.

Эмпат мне подмигнул.

– Жаль только, – выдержав многозначительную паузу, задумчиво протянул он, продолжая расставлять книги, – что таких демонов, как я, довольно много, и ты это скоро поймешь. А вот таких демониц, как ты… увы-увы, искать похоже надо не в Цэрбесе.

Я нахмурилась, но спорить с Эришом не стала, как и навязывать свое мнение о демонах, о Цэрбесе и о демоницах. Ведь наше с ним отношение к демоническому миру, по понятным на то причинам, очень сильно разнится.

Я заметила одну из книг в пушистом переплете, подкрадывающуюся ко мне из-за угла с явным намерением впиться в ногу или стащить ботинок. Я подождала, искоса наблюдая за ней, а когда она подползла совсем близко, резко вскочила, перепугав зловредную энциклопедию по видам ядовитых существ Цэрбеса, и схватила ее за длинную шерсть на корешке.

– А ну, не кусайся! – пригрозила я полуразумной книге, и пока та, клацая страницами, отчаянно вырывалась, понесла ее к стенду хищников.

А там уже другие, пойманные Эришом фолианты, недовольно ворчали и пытались высвободиться из связывающих их магических пут.

До покоев Эриш меня все же проводил.

Толкнув знакомую дверь, я ввалилась в комнату и, попрощавшись с эмпатом, который не упустил возможности в очередной раз с заискивающей улыбкой предложить себя в качестве постельной хвостато-обворожительной грелки, захлопнула дверь и приложила ладонь к черным рунам на стене, блокируя покои. Дополнительная безопасность не помешает.

При моем появлении световые шары тут же вспыхнули во всех комнатах ярким пламенем под потолком. Электричество в древнем замке стихийника управлялось с помощью рун. В общем-то в замке почти все управлялось с помощью рун. И двери запирались с помощью рун, и вода в душевых кабинах также включалась с помощью рун. К счастью, для их использования магия не требовалась. Одного касания к рунам было вполне достаточно.

На пути к спальне я успела стянуть с себя только ботинки и тунику. А потом кровать, мягкая перина с цветными перьями и полное забвение… Сон захватил меня сразу, едва голова коснулась подушки.

К долгим тридцати шести часовым суткам в Цэрбесе я постепенно привыкала, куда же без этого. Но так как на полноценный отдых и здоровый сон уходило меньше шести часов, к концу каждого дня сил у меня не оставалось даже для того, чтобы нормально раздеться. Плюс еще жутко ломило тело благодаря тяжелой руке Брухо и интенсивным тренировкам на арене, и в голове набатом звучал монотонный колокол, как следствие переутомления и усталости.

ГЛАВА 3

Каждое утро я просыпалась с восходом солнца, поэтому на тренировки с наставником почти никогда не опаздывала. Вскакивая с кровати, я мчалась в душ, а затем бегом к южным скалам. Обычно я приходила либо за несколько минут до появления Брухо, либо одновременно с ним. Ориентироваться во времени помогало именно это проклятое демоническое солнце,

из-за которого три недели назад я сгорела, а потом страдала от ожогов. Не проснуться с его восходом было бы попросту нереально. Стоило только первым лучам проникнуть в спальню через панорамное окно, кровать из драконьего стекла моментально нагревалась, как сковородка на открытом пламени, и уже ближе к полудню до нее было невозможно дотронуться, не то что лечь и немного вздремнуть. И вот что непонятно: и стены, и пол, и окна, и даже низкий столик в гостиной из того же стекла оставались неизменно холодными и днем, и ночью – я проверяла – но кровать… об нее можно было обжечься. Не знаю, с чем это конкретно связано, хотя есть предположение, что пылающая постель – это незаменимый будильник для всех демонов и демониц замка, придуманный Сэйном.

Но сегодня меня разбудило отнюдь не солнце. И даже не раскаленное драконье стекло. И не назойливые мойри, к яду которых мой организм стал невосприимчив.

Меня разбудило странное чувство… скребущее предчувствие тревоги и страха. И это чувство было настолько сильное, настолько неприятное и щемящее в груди, что оно невольно вырвало меня из уютных лап забвения.

Я проснулась резко, словно от неожиданного толчка, и тут же распахнула глаза. В спальне царила привычная для ночного времени умиротворенная тишина. Все световые шары были выключены, а за окном светила яркая луна в окружении миллиарда крошечных звезд. По ощущениям, до рассвета оставалось несколько часов, что не могло не радовать.

Я сладко зевнула и, не найдя причины своего беспокойного пробуждения, перевернулась на другой бок, сжалась под одеялом и уже вновь хотела погрузиться в блаженное беспамятство, как мой сонный взгляд совершенно случайно наткнулся на два пронзительных огонька, сверкающих в углу спальни. И это определенно были не простые огоньки. И вообще не огоньки! Потому что огоньки, какие бы магические они не были, моргать не умеют. А эти моргнули, затем хищно прищурились, и в них заиграли блики беснующегося пламени.

У меня перехватило дыхание, и сон как рукой сняло.

Понимание, что в спальне кто-то есть, кто-то посторонний, заставило меня подскочить и в панике схватить первое, что попалось под руку для собственной же защиты от ночного визитера, кем бы он там не являлся. Все-таки незваные гости в стихийном гнезде – это смертельная опасность. Первой под руку попалась перьевая подушка. И именно эта подушка решительно полетела в лицо инспектору Цэрбеса, едва тот шевельнулся во тьме.

– Если кьяни рассчитывала убить меня столь нетривиальным способом, – инспектор без труда поймал подушку, небрежно откинул ее в сторону и осветил спальню небольшим световым сгустком магии, – то кьяни явно просчиталась с выбором оружия. Для убийства стихийного демона необходимо что-то посущественнее, как минимум острый клинок, пропитанный ядом найхо, – с холодной иронией подсказал мне Сэйн, – или приготовленная духами диколесья отрава из корней люпир. Полагаю, что ни того, ни другого у кьяни нет, к моему безграничному везению.

У меня чуть сердце не остановилось.

– Сэйн! – я со стоном облегчения рухнула обратно на постель. Увидеть инспектора я ожидала меньше всего. – Вы до ужаса меня напугали! – я прижала ладонь к груди, успокаиваясь. – Что, впрочем, неудивительно в вашем-то гнезде! Здесь то и дело ждешь нападения.

– Кьяни незачем волноваться, – произнес инспектор намеренно вкрадчивым голосом.

Не волноваться в присутствии одного из сильнейших демонов мира сего у меня как-то не получалось! В полутьме магического шара тысячелетний хищник с безумными глазами, цвета поглощающего пламени, выглядел немного жутковато. Он сам, его суровое лицо с резкими чертами, острые рога, которые отбрасывали на стены страшные тени, извечный прищур, чуть сведенные к переносице густые брови и обманчиво расслабленная поза. Обманчивая до мурашек. Расслабленным Сэйн никогда не был. Хозяин древнего гнезда Лирэй, инспектор трех миров и правитель Цэрбеса не может позволить себе ни единого проявления слабости, как и эмоций, которые притупляют звериные, отточенные инстинкты.