Служебная командировка полковника Родионова
Шрифт:
– То, что я гражданин России, это все лишь так сказать, вынужденная формальность, мой народ будет независим, он не хочет плыть на борту вашего гнилого лайнера, который вечно пьяный капитан так и норовит посадить на мель!
–
– А вы не боитесь, что я сдам вас в ФСБ?
–
– Я? Не боюсь. Не сколько. Это, - чеченец кивнул на деньги:
– Решит сразу все. Ну, конечно, может не такая сумма, тогда немного большая. Все в воле всевышнего. С вами или без вас мы все равно получим всю нужную информацию. Но лучше когда источников много. Как говорят у вас в России теперь: я рассчитываю с вами на долгое плодотворное сотрудничество. Подумайте, вы давали присягу СССР, а этой страны больше нет. По правилам поражения в войне ваш Союз
– Не надейтесь. Я не продаюсь,- покачал головой Родионов. Напротив, невдалеке так же за столиком сидели двое мужчин, и полковнику показалось, что они следят за ними.
"Наверно это люди этого Мусы?" мысленно не вслух предположил он. А тот заходил как штурмовик пикирующий на цель, на новую атаку:
– Нет, вы пока конкретно нет, здесь дело другое, вас самого уже давно барана продали. А вы и не заметили, как это случилось. А продали вас с шерстью и потрохами. А вы, сидите на шее у женщины, которую не можете даже сами обеспечивать, как это делает любой настоящий мужчина у нас на Кавказе, и сейчас тут передо мной строите из себя какого-то благородного рыцаря? Ну, какой же вы мужчина? Вам не смешно все это самому? Вам не стыдно от этого? Ваша нищенская зарплата это, то насколько вы сами цените себя и насколько вас ценит ваша любимая страна!
–
А ведь так же говорит ему и Светлана! Именно так - "нищенская зарплата", хотя не какая это не зарплата, это всего лишь "денежное пособие", в котором теперь почему-то так немного денег, и так много пособия. Что-то вроде пособия по безработице.
– Ваш гордый народ видимо так опьянел от полученной свободы, что теперь в вашей республике процветает бандитизм, похищения людей, работорговля, радикальный ислам, отличающийся особой кровожадной нетерпимостью к иноверцам! Чечня для чеченцев - вот лозунг вашей свободы? -
– Как вы русские говорите: лес рубят - щепки летят. Кажется так? Вот, к примеру, разве Сталин не был бандитом? Он грабил банки, называя это красиво - экспроприацией! Но он был революционер, боролся за свободу. Но разве в словах дело? Мы же знаем, что под этим кроется разбой и грабеж. С приходом к власти советское правительство отняло у помещиков и фабрикантов землю и заводы, а это конечно был тоже не грабеж? Или когда большевики без суда и следствия в годы гражданской войны, расстреливали тысячами "неблагонадежных элементов" из дворян, помещиков и офицеров, это все не преступления? Это революционная необходимость? Да революция поднимает всю грязь со дна общества, под ее знамена стекаются бандиты и преступники, но на данном этапе мы - патриоты Ичкерии, пока не можем от них отказаться. Мы вынуждены закрывать на них глаза. Мы слишком маленький народ, и они нужны нам для предстоящей войны за независимость против огромной России.
–
Родионова всколыхнула подступившая к самому горлу, волна внутреннего негодования:
– Я служу своей Родине. Да я такой мужчина, какой я есть, таким меня воспитали родители. Да, наверное, по вашим понятиям я не никакой не мужчина. Но какая бы она не была эта страна - нищая, жалкая, любая, но она моя Родина. Родину как мать - не выбирают. И другой родины у меня нет, и уже не будет. У вас есть ваши горы, ваша земля, ваше небо - это ваша родина. У вас есть ваша правда. И у меня есть своя правда и Родина. Если моя Родина не может меня достойно содержать, то это я надеюсь, все временно. Потому что ей, сейчас очень трудно. Она болеет, болеет тяжело, страшно, но я верю - она все равно, как сотни, раз до этого было уже в нашей истории, она поправиться, выздровит, вот увидите. Встанет с колен. Смутные времена пройдут как болезнь, и все будет хорошо. Такие как вы надеются, что эта болезнь смертельна, но это их заблуждение. Так уже было. И знайте - это моя вера. Это как вера в бога, хотите в Аллаха или там в Будду. Вы это понимаете? И думаю нам больше не надо продолжать разговор на эту тему. Я не могу вам ничем помочь. Я знаю сейчас время такое,
–
– Да Советский Союз был моей родиной, но наша моя родина не ваша пропитая и проданная всеми Россия. Мы чеченцы не хотим, что бы ваши олигархи продавали наш народ, точно так же как продали ваш - за гроши и водку, и будем за свою независимость сражаться до конца.
– хлопнул ладонью по столу Муса.
Родионов отрицательно покачал головой.
– Вы зря затеяли войну с Россией. Вас разобьют. Шансов нет. Рано или поздно!-
– Что ж вижу, я вас не убедил, а жаль. В той войне, что начинается мы, будем по разные стороны. Вы правы, мы покупаем ваших военачальников и чиновников пачками, они продаются нам удивительно легко. Мы покупаем в России оружие нашей армии, которое за вашей спиной продают ваши начальники. Вы меня признаться удивили. Я не сомневался, что купить вас не составит труда, я навел о вас справки, вы в тяжелом материальном и семейном положении, вам как воздух нужны деньги, и я вам предлагаю их, а вы не продаетесь. Что ж я уважаю вас. Таких как вы не так-то много осталось. Я не прошу Вас пожать мне руку, не надо. Просто прощайте.
–
Он встал, пустыми холодными глазами волка оглядел зал, словно вывернул его наизнанку своим взглядом, и упругой походкой пошел к выходу из кафе, за которым скрылся, растворившись во тьме улицы. О Волкове даже и не вспомнил. Дверь за ним хлопнула, закрылась, словно горца и никогда и не было, и все случившееся был лишь только дурной пьяный сон. Только сейчас Родионов заметил, что деньги так и остались лежать на столе. Десять сто долларовых зеленных купюр подтверждающих то, что все это было и вовсе не приснилось ему. Он брезговал этими деньгами. На этих деньгах лежала печать проклятия, кровь людей, печать предательства. "Да уж деньги не пахнут!". Чем пахли эти деньги нефтью, кровью, порохом?
Один из тех, мужчин на кого полковник обратил внимание, встал, оделся и вышел следом за Мусой в ночь. Другой остался, наблюдая. Тут вернулся Сергей, еще более пьяный, чем когда уходил. Наверное, он пил один у барной стойки. А иначе где он так набрался?
– Ну что продолжим?- спросил невозмутимый Волков, присаживаясь.
– А этот, уже ушел?
– он даже не назвал Мусу по имени, как будто ухе его и забыл - компаньона по бизнесу.
– Да ушел. А ты же все знал? Как же ты так мог меня так подставить? Ты что меня продал?
–
– Чего ты, я вообще ни понимаю о чем ты?- злобно бросил в его сторону Сергей, - да ему было стыдно и от этого злость к самому себе, его переполняла. Именно из-за предательского стыда, которого быть не должно! Волков прятал глаза, пьяному так было сложно врать. Так не хотелось. Он попытался выкрутится, все сгладить:
– Тебе же дали работу?
–
– Да дали, вот видишь, уже даже и заплатили!- Владимир кивнул на оставленные Мусой деньги, лежавшие на столе среди тарелок и рюмок как будто салфетки.
– Я был тебе должен. Вот бери все, теперь оно твое! Я думаю, этого хватит, что бы закрыть мои долги! Я что-то тебе еще должен?
–
– Ты мне ничего не должен!- простонал Серегей. Ему хотелось напиться насмерть, что бы ничего не помнить и не знать, чтобы забыться. Убежать в пьяный сон из этого кафе, от мыслей и даже от себя самого. Он смотрел затравленным зверем, говоря взглядом другу: "ну что ты от меня хочешь?".
Родионов встал из-за стола, надел шинель, шапку и молча, не прощаясь, ушел из кафе и из жизни Волкова навсегда, так же как и Муса хлопнув входной дверью. На столе среди рюмок, посуды и бутылок по-прежнему оставались деньги. Волков вздохнул, выпил еще рюмку и взял деньги со стола: