Служебный брак
Шрифт:
— Я не пью, — пропищала Лиля Котёночкина.
— Хорошо, — согласился с ней Аарон, несмотря на то, что, в общем и целом, ничего хорошего ни в этом, ни в ситуации, ни в самой Лилии Котёночкиной не видел. — А я выпью.
Он набрал полный рот насыщенной жидкости, в упор рассматривая собеседницу, сидевшую словно с колом сквозь позвоночник, сцепив в замок руки на плотно сжатых коленях, прикрытых юбкой. Аарон сделал два стремительных шага к Котёночкиной, зная, что собирается предпринять в отношении зарёванной, всем своим видом выражающей мировую скорбь зайки. Чтобы добраться до рта девушки, пришлось нагнуться,
Лиля судорожно глотала обжигающий напиток, зачем-то цепляясь за плечи мужчины.
Да, это была отчаянная мера, но и времена были такими же отчаянными, как и обстоятельства. Есть несколько способов прекратить женскую истерику.
Первый, вопреки здравому смыслу, и довёл Котёночкину до неприглядного поведения — деньги. Второй — пощёчина, но Аарон не бил женщин, даже если этого требовали обстоятельства. И третий — поцелуй, что не входило в планы мужчины, и что — то ему подсказывало, в планы зайки — тоже. Аарон нашёл четвёртый способ и, как и следовало ожидать, он сработал.
Лилия Котёночкина сначала судорожно хватала ртом воздух — виски всё-таки крепкий алкогольный напиток, редко любимый женщинами, но другого спиртного в кабинете у главы и владельца транснациональной компании не было, — а потом примолкла. Через пятнадцать минут к ней вернулся почти естественный цвет лица, а ещё через десять она, хоть и бочком, но шла рядом с Аароном в сторону лифтов.
Аарон Эрнестович был воспитанным человеком, он не зря слыл мужчиной с безупречными манерами, особенно если дело касалось слабого пола, а тем более, если речь шла о новоявленной будущей жене, с которой он собирался вступить в брак по самой искренней любви к трём процентам акций «Супервайзинг строительства скважин нефти и газа». Именно поэтому Аарон Эрнестович отвёз будущую супругу домой, усадив рядом с собой на заднее сидение седана представительского класса, и дал ей один выходной день, как компенсацию за нервное потрясение, которое девушка, естественно, испытала, встретив свою истинную любовь в лице семи миллионов трёхсот восьмидесяти семи тысяч рублей.
Аарон пообещал приехать к ней домой на следующий день ровно к семнадцати часам, чтобы отвести на свидание. К этому времени штат фотографов семьи Абалденных будет осведомлён о самой искренней любви Аарона Абалденного с Лилией Котёночкиной и будет ждать в условленном месте для внезапной фотосессии.
Семнадцать часов стремительно приближались, а Аарон всё ещё находился в офисе.
— Не возражаешь? — на пороге кабинета показался Григорий Георгиевич, принёсший полное досье на будущую исполняющую обязанности жены Аарона.
Впереди Григория, насупившись, стояла Клавдия. Рыжие косички весьма авангардного плетения возмущённо подпрыгивали, им вторил криво посаженный синий бант на макушке. В целом выглядела Клава… странно. Наряду Клавдии мог позавидовать любой новомодный стилист на красных дорожках Голливуда, настолько это было смело и необычно: зелёная блузка к синей школьной форме, вкупе с красными колготами.
— Гувернантку уволил, — сквозь зубы проговорил начальник службы
Аарон никак не прокомментировал присутствие Клавдии, в общем и целом политика компании в отношении детей сотрудников была довольно прозрачна и однозначна: никаких детей на рабочем месте родителей. Но Григория Георгиевича нельзя назвать рядовым сотрудником, да и Клавдия не была заурядным ребёнком.
— Папа боится, что я узнаю плохие слова, — пояснила подозрительно тихая Клавдия, синий бант печально качнулся на макушке и замер, когда девочка подошла к Аарону и прошептала: — Аарончик, дай мне твой телефончик, а?
— Юная леди! — прогремел Григорий.
— Что? Это бесчеловечно, папа, лишать детей средств связи и отключать дома вайфай! Я имею право пожаловаться в ювенальную юстицию, нам в школе говорили. У меня в дневнике есть телефон доверия для детей и подростков, нам сказали, туда можно звонить в случае насильничных действий со стороны родителей. Отнимание у меня интернета — это насильничные действия, папа, мне доклад по природоведению надо делать о гадюке!
— Знаю я твоих гадюк… Энциклопедию для младших классов возьми. Бумажную книгу.
— А ещё он мне книжку дал, про щенков, — синий бант возмущённо подпрыгнул.
— Про щенков не интересно? — вежливо поинтересовался Аарон.
Насколько он помнил, в девятилетнем возрасте ему были интересны книги про щенков, или это были динозавры, или работы на тему влияния дисбаланса потребления и накопления на макроэкономическую сферу. Но он не был рыжеволосой Клавдией, а все его гувернантки живы и психически здоровы по сей день. В отношении же судьбы последней няни Клавдии Аарон Эрнестович подобного оптимизма не испытывал.
— Там не про боссов!
— Ты дочитай и узнаешь, вдруг какой-нибудь из щенков станет боссом, — Григорий подозрительно дёргал ноздрями и вопиюще громко скрипел зубами. Аарон решил, что, пожалуй, не станет спрашивать, каким именно способом тот уволил гувернантку дочери.
— Папа! Всегда ясно, какой щенок станет боссом. Если папа босс, то и щенок станет боссом, а там папы — поисковые собаки, ездовые, добрый доктор и паровоз! Не может у папы-паровоза сынок-щенок стать боссом, — насупилась Клава, всем своим видом демонстрируя самое страшное наказание для окружающих — намерение помолчать минут пять, а то и семь, что и вовсе должно быть ужасно.
Надо признать, в словах Клавы была правда. Если папа босс, то и ребёнок станет боссом, а вот у паровоза вряд ли…
— А кому эти цветы? — не выдержала и полминуты Клавдия, подойдя вплотную к Аарону, с интересом изучающему досье на будущую исполняющую обязанности жены. Посредине стола лежал букет из тридцати пяти кремовых роз, доставленный Абалденному для подарка будущей исполняющей обязанности жены. Тугие, крепкие бутоны источали едва уловимый аромат. Аарон посчитал подобный презент вполне уместным в данной ситуации.