Служебный роман
Шрифт:
Новосельцев медленно поднялся с пола, поволок лошадь к шкафу и запихнул внутрь.
– Свяжитесь с семьей! – грустно распорядилась Людмила Прокофьевна.
– Будет сделано! – И Шура покинула зал.
Новосельцев взял из рук Калугиной стакан, который она еще держала, и выпил.
– Вы-то как себя сейчас чувствуете, Анатолий Ефремович?
– По сравнению с Бубликовым неплохо... – печально пошутил Новосельцев.
Но в этот момент в зал, как неумолимый рок, вошла тройка в темно-серых халатах. При виде огромного количества стульев председатель комиссии несколько оторопел.
–
В приемной Новосельцев столкнулся с Самохваловым.
Тот понизил голос:
– Что это ты к ней зачастил? Внедряешь в жизнь мой план?
– Нет, выполнял общественное поручение. Кстати, Юра, ты с ней говорил о моем назначении?
– Понимаешь... – Самохвалов замялся. – Как-то не было случая... подходящего. Но я с ней обязательно поговорю...
– Лучше не стоит, – остановил его Новосельцев. – Пусть остается по-старому. Не хочу я этой должности!..
И Новосельцев отправился к своему рабочему месту.
– Если Людмила Прокофьевна спросит – я в министерстве... – передал Верочке Самохвалов и тоже ушел.
– Знаешь, Бубликов скончался... – сообщил Новосельцев Ольге Петровне и сел за стол.
– Смотри, плохой человек, а помер! – после некоторой паузы сказала Ольга Петровна.
– Смерти я никому не желаю! – вздохнул Анатолий Ефремович.
По дороге к себе в кабинет Калугина попросила секретаршу:
– Вера, пригласите ко мне Юрия Григорьевича!
– Он только что ушел в министерство.
– Посмотрите у него на столе, там должна быть квартальная сводка, – сказала Калугина и устремилась в свой кабинет.
– Хорошо. – И Верочка отправилась в кабинет Самохвалова. Там, на столе, она принялась за поиски документа... И вдруг наткнулась на что-то невероятно интересное...
В рабочем зале Новосельцев и Рыжова.
– Что ты так долго торчал у нашей мымры? – полюбопытствовала Ольга Петровна у сослуживца.
– Она не мымра! – Новосельцев повысил голос. – В конце концов, не всем же быть красавицами! Как тебе не стыдно так отзываться о женщине?
Ольга Петровна не поняла происходящего:
– Не кричи на меня! Что это ты вдруг за нее заступаешься?
– Ты ее просто не знаешь! – запальчиво крикнул Анатолий Ефремович.
– И знать не хочу! – спокойно сказала Ольга Петровна и пожала плечами.
...В кабинете Самохвалова Верочка лихорадочно набрала двузначный номер.
В общем зале подруга Верочки – Алена сняла трубку.
На лице Верочки было просто написано, что она узнала нечто сенсационное.
Секретарша буквально захлебывалась:
– Алена, это я... держись за стул, а то упадешь!.. Людмила послала меня к Самохвалову, ей срочно понадобилась какая-то бумага... Подожди, имей терпение... А Самохвалов умчался в министерство... Я рылась у него на столе... Ты знаешь Рыжову из отдела легкой промышленности?.. Ну, которая вечно ходит со скрученными чулками... Она принесла мне письмо, чтобы я передала Самохвалову. Так вот, я случайно на него наткнулась, оно на столе лежало. Конечно, читать чужие письма некрасиво, но я взглянула и не могла оторваться, слушай!
Верочка читала с выражением:
– «Дорогой Юра! Долго я не решалась написать. Конечно, прошлого не вернешь, и писать тебе глупо и бессмысленно, и ругаю себя за это ужасно, но все равно пишу. А зачем? Толком не знаю...»
Алена сидела в зале среди учетчиков и статистиков, буквально в двух шагах от Ольги Петровны. Лицо Алены выражало богатую гамму чувств, которые свойственны только женщинам, узнавшим чужую тайну. А Ольга Петровна даже не подозревала, что ее секрет уже перестал быть секретом.
Верочка продолжала читать:
– «...Женщины, когда им под сорок, часто делают глупости... Я понимаю, что все это тебе ни к чему, лишнее это все, ненужное для тебя, может быть, даже и неприятное. Но для меня это... как бы тебе объяснить... При встрече с тобой я поняла, что все эти годы любила, наверное, только тебя!» – Верочка оборвала чтение. – Алена, ты слышала что-нибудь подобное? Она просто чокнулась. Только ты никому не рассказывай!..
Магистрали города были забиты потоками транспорта. Автобусы, трамваи, троллейбусы, легковые машины образовывали на перекрестках заторы и пробки. Бесконечные людские колонны вытекали из вестибюлей метро и растекались по улицам и переулкам.
Разбившись на речки и ручейки, потоки служащих вливались в подъезды, в ворота, в парадные различных учреждений. С портфелями, папками, рулонами, сумками, книжками, газетами люди спешили, боясь опоздать, перегоняя и толкая друг друга. Молодые и старые, усталые и энергичные, веселые и угрюмые, озабоченные и беспечные, торопились они, чтобы приступить к своей ежедневной работе.
И среди этого потока камера следила за Анатолием Ефремовичем Новосельцевым. Вот он выбежал из парадного дома, где живет, вместе со своими ребятами. Трое Новосельцевых привычно забрались в автобус через переднюю дверь. Вот Новосельцев отправил старшего в школу, младшего сдал в детский сад, а сам, озираясь, подошел к цветочному киоску и купил букет гвоздик.
На фоне этих кадров возникали и исчезали надписи второй серии фильма и звучала уже знакомая песня:
Нас в набитых трамваях болтает.Нас мотает одна маета.Нас метро то и дело глотает,выпуская из дымного рта.В смутных улицах, в белом порханье,люди, ходим мы рядом с людьми.Перемешаны наши дыханья,перепутаны наши следы.Из карманов мы курево тянем,популярные песни мычим.Задевая друг друга локтями,извиняемся или молчим.Мы несем наши папки, пакеты,но подумайте – это ведь мыв небеса запускаем ракеты,потрясая сердца и умы.По Садовым, Лебяжьим и Трубным —каждый вроде отдельным путем —мы, не узнанные друг другом,задевая друг друга, идем...