Смена климата

Игнатова Наталья Владимировна

…Арни локализовал местоположение обоих телефонов, и Лероя, и Занозы. Точность оставляла желать лучшего, но для уточнения того, верны ли выводы, сделанные тийрмастером, ее было достаточно. Алаа сказал, что ратун Занозы в море. Телефоны, оба, находились в районе побережья. Правда, ни одного судна с названием «Прилив», «Половодье» или «Наводнение» обнаружить не удалось, но Алаа уверенно показал место на карте:

— Он здесь. Покинул порт и идет в открытый океан.

А из ближайшего порта четверть часа назад вышла «Тейдта», яхта, на которой можно было отправляться в кругосветное плавание, не то, что в переход до берегов Европы. Арни, чья самооценка на глазах приближалась к уровню «незаменимый», гордо сообщил, что на ирландском «тейдта» означает «прилив».

Оставалось ответить на два вопроса. Во-первых, брать ли с собой Минамото? Он пригодился бы для отвлекающего маневра и дайны принуждения были для него не так опасны, но то ли интуиция, то ли чувство собственничества противились сотрудничеству с японцем. Выручив Занозу, Минамото может вообразить, что получил какие-то права на него.

Непременно вообразит. Он любой повод для этого ищет.

Второй вопрос косвенно относился к первому — Хасан вовсе не был уверен, что Занозу надо выручать. Полгода назад он не задумываясь отправился бы спасать мальчика из логова безумного монстра. Сейчас он не знал, кого от кого придется спасать, потому что мальчик и сам был безумным монстром. Осенью Заноза сказал, что не убил ратуна только потому, что после этого не стало бы его самого, не осталось бы поводов для существования той фантасмагории, которой он себя считал. С тех пор многое изменилось, поводы появились, а у ратуна, соответственно, не осталось шансов уцелеть.

Алаа о судьбе Занозы абсолютно не беспокоился, а ведь любил его по-своему, и дал бы знать о любых сомнениях в благополучном исходе.

Попытался бы дать знать.

Тийрмастер, правда, был уверен, что «Тейдту» нужно догнать, и собирался помочь Хасану в бою.

Храни Аллах! Высадиться на яхту, выяснить, что там происходит и вмешаться, если будет необходимость — это правильно и разумно, но Халька Алаа следует оставить на берегу. Он, в конце концов, тийрмастер, да еще и лишившийся комеса. Его самого охранять надо.

Или… использовать для отвлекающего маневра? Для Алаа дайны принуждения опаснее, чем для Минамото, но бой, даже с неуязвимым мертвяком, не займет много времени, если не дать противнику времени на подготовку. Арса просто не успеет ничего сделать.

Неуязвимость таких как он — относительна. Это лишь большой запас прочности, сверхъестественно-большой, и имеющий сверхъестественное же внешнее проявление. «Неуязвимые» вампиры могли становиться нематериальными. В этом состоянии пули и клинки были опасны для них не больше, чем для воздуха или воды, но даже у самых старых мертвецов способность имела ограничения. Стреляй в воздух, руби воду, и, рано или поздно, сумеешь повредить врага достаточно, чтобы воплотить.

Такова теория. На практике нематериальность старых вампиров была… анизотропной. Так говорил Заноза, и Хасан незаметно для себя привык использовать его определение. Ну, да, разумеется, Заноза при всей ненависти к ратуну, унаследовал старую кровь со всем ее волшебством. И пусть Арса никогда не учил его ничему полезному, самые простые вещи мальчик делал инстинктивно. Например, становился нематериальным при угрозе получения серьезной раны. Или несерьезной… Случалось, что и подзатыльник от Хасана — полностью заслуженный — проходил сквозь белобрысую голову, как сквозь воздух.

— Мозга нет! — гордо объяснял Заноза. — Одни инстинкты.

Так вот, стрелять или драться он мог, даже оставаясь неуязвимым для атак. Как любой из них — любой из вампиров со старой кровью. Поэтому практика побеждала теорию с разгромным счетом. Удары, нанесенные старому мертвецу, рано или поздно должны были достигнуть цели, но обычно старый мертвец разделывался с противником раньше. Эта закономерность позволяла им оставаться старыми достаточно долго, чтобы по-настоящему поверить в свою неуязвимость. И делала уязвимыми.

Заноза считал этот парадокс простым, а, значит, скучным. Но для практического применения, чем проще — тем лучше.

А Алаа все равно не переубедить. Он прекрасно умеет делать вид, будто не понимает, о чем ему говорят.

Выяснилось, что, помимо прочих достоинств, неотличимых, увы, от недостатков, хозяин Алаатира умел еще и сводить с ума. Не так как Заноза, а в самом буквальном смысле. Хасан сам чуть не спятил, пока Алаа пытался объяснить ему, что имеет в виду. Дело осложняло то, что тийрмастер, оказывается, боялся высоты, а время на объяснения выдалось только в вертолете, на котором предстояло догнать уходящую в океан яхту. Алаа трудно было сосредоточиться, хотя, пожалуй, Хасан не понял бы его и в более подходящих условиях.

— Они сходят с ума, когда думают, что завеса спала и за ней правда, но правда в том, что я снимаю завесу, за которой каждый видит ложь, которая ему угодна. Правду видеть нельзя, ангелы следят за этим.

Ангелам стоило бы сделать что-нибудь, чтоб безумцы вроде Алаа вообще не могли разговаривать.

Но о том, что под воздействием некоторых дайнов люди видят то, что хотят видеть, а не то, что есть на самом деле, уже приходилось слышать. Об этом и об управлении эмоциями. Мисс Досс, названная сестра Занозы, сумасшедшая, как… ну, да, как Хальк Алаа, насылала видения на детей в своем хосписе.

Стоило вспомнить об этом, и в словах тийрмастера появился смысл.

Лайза Досс превращала умирание подопечных в сказку, и, вроде бы, тоже говорила, что они придумывают все сами, а она лишь помогает увидеть придуманное. Дети, да еще и смертельно-больные, ничего плохого вообразить не могли хотя бы потому, что плохого им хватало в реальности, из которой они попадали в хоспис. Ну, а воображение взрослых людей, здоровых и отнюдь не безгрешных, вместо сказки рождало чудовищ.

И сводило с ума.

Насколько помнил Хасан, «снятие завесы» у Лайзы действовало на всех обитателей хосписа без исключения и приводило к большой текучке кадров среди персонала. Сгорали люди на работе. Детям — сказки, а взрослым — ничего хорошего.

— Вы можете выбирать, для кого снять завесу? — спросил он у Алаа.

Тот настолько удивился, что даже перестал с ужасом смотреть на воду внизу. Уставился на Хасана в полном недоумении:

— Вы думаете, что увидите своих чудовищ? Мистер Намик-Карасар, да это чудовища видят вас перед смертью.