Смерч войны
Шрифт:
К субботе, 6 декабря, вермахт уже оборонялся по всему фронту от Ростова и Азовского моря на юге (большая часть Крыма находилась в руках немцев), Изюма и Ельца (занимали немцы), Тулы и Москвы (занимали русские), Калинина (занимали немцы) и до Ленинграда (занимали русские). В этот день Жуков, перебросивший из Сибири 22 дивизии, начал зимнее наступление. Во время этого контрнаступления мир впервые увидел то, чего не случалось за все два годы войны, — как немцы толпами сдаются в плен.
Кейтель впоследствии перенес дату, когда фортуна повернулась к немцам спиной, на 11 декабря, объясняя это тем, что «погода резко переменилась, и после слякоти и грязи на нас обрушился адский холод, который оказался гибельным для наших войск, не имевших настоящей зимней одежды» [375] . Транспортная система сразу же начала давать сбои: «в немецких паровозах замерзала вода». Кейтель тем не менее считал правильным нежелание Гитлера одобрить отступление: «Он прекрасно понимал, что отвод войск даже на несколько миль будет означать потерю тяжелых вооружений. Танки, артиллерию, противотанковые орудия, грузовики трудно возместить. Решение
375
ed. Gorlitz, Keitel Memoirs, p. 166.
376
ed. Gorlitz, Keitel Memoirs, p. 168.
В тот же день, который Кейтель посчитал поворотным в судьбе Германии — четверг, 11 декабря, — Гитлер объявил войну Соединенным Штатам, сделав еще один безумный шаг, последствия которого мы осветим в следующей главе. Первым результатом этого решения стало значительное увеличение поставок на Восточный фронт вооружений и разного рода военного снаряжения. Русские получали из Америки не только танки, самолеты, грузовики, боеприпасы и военное имущество. Американцы не забыли послать им и такие необходимые на войне предметы, как пилы (15 000 штук) и скальпели (20 000) [377] .
377
Atkinson, Army at Dawn, p. 10.
Вопреки расхожему стереотипу Наполеона побили не генералы Январь и Февраль: его Великая армия потерпела поражение еще в первую неделю декабря. Но через сто тридцать лет именно эти два генерала ополчились против Гитлера. Люфтваффе и «ваффен-СС» обеспечили своих людей зимней одеждой, а вермахт этого не сделал. Сказалась тевтонская самоуверенность. Кроме того, смазка русских винтовок Мосина и автоматов ППШ никогда не замерзала, чего нельзя было сказать о немецких «шмайссерах». «Глубоко заблуждается тот, кто думает, что можно в точности выполнить составленный заранее план военной операции, — писал Хельмут фон Мольтке-старший. — При первом же столкновении с противником создается новая ситуация, соответствующая его результатам». Это замечание справедливо в отношении всех военных кампаний, но особенно верно оно оказалось при проведении операции «Барбаросса». ОКХ должно было учесть вероятность суровой зимы в России — этого требовали и элементарный здравый смысл, и логическое мышление, которым главнокомандование сухопутных сил обязано было обладать. Русские говорят: «Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда». Германская интендантская служба самонадеянно не поставила в войска необходимое количество шерстяных шапок, перчаток, шинелей и прочих теплых вещей, и внезапно возникшую потребность в них не могло удовлетворить изъятие этих предметов у поляков и русских. 20 декабря 1941 года Геббельс обратился по радио с воззванием к немцам, призывая их посылать теплые вещи на фронт: «Никто сегодня не может спать спокойно, если даже один наш солдат пострадает из-за русской зимы только потому, что он плохо одет». Министр пропаганды, очевидно, забыл, что в Германии уже два года нормировалась выдача одежды и ее не хватало всем, не только солдатам.
По отдельным ремаркам, которые Гитлер изрекал за обеденным столом в Берхтесгадене, можно догадаться, почему он фактически пренебрег здоровьем своих солдат. «Нельзя доверять прогнозам погоды, — говорил фюрер Борману 14 октября 1941 года. — Метеорологов надо убрать из армии». Гитлер соглашался с тем, что в люфтваффе неплохая метеослужба, но в войсках она, по его мнению, была никудышной. Считая себя экспертом в метеорологии, как и во всех областях знания, этот «энциклопедист» разглагольствовал:
«Прогнозирование погоды не наука, которую следовало бы изучать. Нам нужны люди, обладающие шестым чувством, живущие в природе и с природой, и неважно, знают они или не знают, что такое изотермы и изобары. Как правило, такие люди не приспособлены к тому, чтобы носить военную форму. У кого-то из них горб на спине, кто-то кривоногий или хромой, а кто-то паралитик. Ясно, что они не годятся ни для какой службы».
В домах этих «живых барометров», как называл их фюрер — они вовсе не походили на представителей высшей расы, — надо бесплатно установить телефоны, и они должны предсказывать для рейха погоду и получать моральное удовлетворение оттого, что «вся нация полагается на их знания». Эти люди «могут понимать полет мошек и ласточек, читать знамения, осязать ветер, и они разбираются в динамике небес. В таких делах замешаны силы стихий, неподвластные законам математики».
И даже комедии.
Гитлер гордился тем, что не боялся холода. 12 августа 1942 года он похвалялся:
«Для меня всегда было мукой надевать длинные брюки. Даже при температуре минус десять градусов я ходил в коротких кожаных штанах. В них ощущаешь необыкновенную свободу. Мне было очень тяжело расставаться с шортами… До минус пяти градусов я вообще не замечаю холода. Сегодня довольно много молодых людей круглый год носят шорты. В будущем у меня будет целая горная бригада СС в коротких кожаных штанах!».
Если Гитлер действительно полагал, что вермахт может выдержать минусовые температуры без зимней одежды, то крупно просчитался. В целом немцы неплохо подготовились
Последствия самонадеянности Гитлера были жуткие. Итальянский журналист Курцио Малапарте, сидя в варшавском кафе «Европейский», наблюдал в окно за немцами, возвращавшимися с Восточного фронта, о чем потом написал в повести «Капут»:
«Вдруг я с ужасом заметил, что у них глаза без век. Я уже раньше видел солдат с одними глазными яблоками: мне они встретились несколько дней назад на станции в Минске, когда я ехал из Смоленска. Морозная зима тогда творила страшные вещи. Тысячи и тысячи солдат теряли конечности, тысячи и тысячи солдат лишались ушей, носов, пальцев, половых органов. Многие оставались совсем без волос… И многие отмораживали веки. Они отваливались как кусочки омертвевшей кожи… Этим солдатам было уготовано умопомешательство».
Такова была судьба многих солдат вермахта. Не случайно Рейнхард Шпици, личный секретарь Риббентропа, озаглавил свою книгу «Как мы профукали рейх» («How We Squandered the Reich»). Одно дело — потерпеть поражение от противника в бою — это начало случаться с немцами в крупных масштабах примерно через год, — другое дело — страдать из-за разгильдяйства собственного руководства и генерального штаба.
Черчилль по случаю второй годовщины премьерства не преминул посмеяться над Гитлером: «В России, знаете ли, бывает зима. Температура падает очень низко. Снегопады, морозы и все такое прочее. Гитлер забыл об этом. Он, наверное, плохо учился в школе. Мы все знаем о морозах в России еще со школы. А он не знал или забыл» [381] . Но если бы даже Гитлеру ничего не рассказывали о России в школе, то у него, как мы знаем, имелась обширная библиотека, в которой было немало книг о Наполеоне, его военной кампании и генералах — с карандашными пометками [382] . Гитлер лишь один раз упомянул Бонапарта на фюрерских военных совещаниях, когда ругал вермахт за нежелание продвигать по службе молодых офицеров. «Наполеон стал первым консулом в возрасте двадцати семи лет, — говорил он. — И я не понимаю, почему тридцатилетний офицер не может быть генералом или генерал-лейтенантом. Это нелепо». Тем не менее известно, что Гитлер много думал о своем предшественнике в роли покорителя России [383] .
381
Churchill, End of the Beginning, p. 102.
382
Ryback, Hitler's Private Library, Appendix A, p. 235.
383
eds. Heiberand Glantz, Hitler and his Generals, p. 459.
Когда Гитлер захватил Париж, он первым делом побывал у гробницы Наполеона в Доме инвалидов, приказал перевезти останки римского короля из Вены и перезахоронить рядом с отцом. Геббельс сказал тогда, что фюрер совершил поступок, достойный благодарности (неизвестно чьей) [384] . В Бергхофе же, в домашней обстановке, Гитлер часто вспоминал «уникального военного гения, корсиканца Наполеона». Он любил порассуждать о лидерских качествах Бонапарта, укорял его за недостаточную агрессивность по отношению к Британии, полагал, что Наполеону не надо было надевать на себя императорскую корону. Однако после встречи с хорватским министром иностранных дел в июле 1941 года Гитлер старался избегать параллелей между его нападением на Россию и походом Наполеона, как и вторжением шведского короля Карла XII, закончившегося таким же крахом под Полтавой в 1709 году [385] . 19 июля 1942 года он сказал с раздражением в Бергхофе: «Когда мы столкнулись с трудностями в зимней кампании на востоке, некоторые недоумки сразу же стали указывать на то, что Наполеон, как и мы, начал кампанию в России 22 июня. Слава Богу, я могу опровергнуть эту чушь авторитетными мнениями историков, а они заявляют, что Наполеон пошел в Россию не ранее 23 июня» [386] . Историки фюрера были правы: армия Наполеона начала переправляться через Неман в 22.00 24 июня 1812 года [387] . Однако неназванные «недоумки» обратили внимание на важное обстоятельство — сходство двух военных кампаний. Они могли бы добавить еще и то, что Наполеон в отличие от Гитлера взял Москву — в эпоху, когда еще не было ни моторизованных, ни танковых дивизий.
384
ed. Taylor, Goebbels Diaries, p. 207.
385
ed. Trevor-Roper, Hitler's Table Talk, pp. 383, 402, 482, 706.
386
Ibid.,р.583.
387
Chandler, Campaigns of Napoleon, p. 770.