Смерч войны
Шрифт:
«Те, кто пытался бежать, натыкались на штыки или падали под пулями. Женщин, вырывавшихся из огня, японцы затаскивали в соседние развалины и там насиловали целыми бандами. Некоторые были с детьми на руках, так японцы убивали детей штыками, прежде чем надругаться над матерью. После изнасилования японские вояки обычно отрезали штыками у женщин груди, нередко поливали их волосы бензином и поджигали».
И такие зверства происходили по всему городу.
7 февраля 1945 года американские военные обнаружили в Маниле изувеченные трупы сорока пяти филиппинцев на углу улиц Хуан Луна и Морионес. Треть из них принадлежала женщинам, а другая треть — детям, в том числе младенцам. Все они были застрелены или заколоты штыками и обезглавлены, а большинство женщин — всех возрастов — были изнасилованы. От надругательства и смерти не спасала и беременность: «Нередко японские солдаты вырезали утробы своих жертв, прежде чем убить их» [626] . В другом случае у выживших
626
Ibid., p. 174.
Японские морские пехотинцы учинили массовую бойню и в госпитале Филиппинского Красного Креста в Маниле. Его директор Модеста Фаролан свидетельствовала: «Оттуда, где мы находились, мы могли слышать холодящие душу крики детей, рыдания умирающих матерей, девушек». Выйдя из укрытия, Фаролан увидела страшное зрелище: «Тела изнасилованных женщин были исполосованы штыками от паха до горла и оставлены истекать кровью под палящим солнцем. Видно было, что японцы хватали детей за ноги и разбивали им головы об стену, а младенцев подбрасывали в воздух и прокалывали штыками. У беременных женщин из утробы были вырезаны уже сформировавшиеся, но еще не родившиеся плоды» [627] .
627
Felt on, Slaughter at Sea, p. 176.
И зверская расправа над обитателями госпиталя Красного Креста не была исключением. Японский флот намеренно нападал на суда с хорошо различимыми знаками Красного Креста, и японцы особенно жестоко обращались с санитарами и врачами, попадавшими им в руки, как это было, например, в Гонконге на Рождество в 1941 году (возможно, потому, что медики поднимали раненых на ноги). Японцы перед началом войны обещали следовать требования Женевской конвенции о статусе нонкомбатантов, с 1907 года защищавшей и Международный Красный Крест [628] . После Пёрл-Харбора японцы постоянно игнорировали эту конвенцию, бомбили, торпедировали и обстреливали суда Красного Креста слишком часто, чтобы можно было считать нападения случайными или ошибочными.
628
Трудно сказать, какую конвенцию имеет в виду автор: возможно, Гаагскую конвенцию о законах и обычаях сухопутной войны от18 октября 1907 г. Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны была принята 12 августа 1949 г.
Иногда японцы проявляли исключительную изобретательность в организации массовых убийств. В феврале 1945 года японские моряки согнали в манильский колледж Святого Павла двести пятьдесят изголодавшихся и страдавших от жажды жителей, сказав им, что в одном из зданий под тремя канделябрами для них приготовлена еда и питье. После этого японцы ушли. Пленники ринулись к столам, но не успели сделать и глотка, как над ними взорвались мины-ловушки, спрятанные в канделябрах. Японцы добивали их ручными гранатами.
Японцы не щадили и религиозные учреждения. По свидетельству отца-настоятеля католического колледжа Ла Салле они устроили в школе настоящую резню, сопровождавшуюся изнасилованием жертв: «Внизу лестницы скопилась груда тел. Мертвых они бросали на еще живых. Не все умирали сразу, некоторые агонизировали час, а то и два. Моряки затем ушли, и мы слышали, как снаружи они пьют и веселятся. Потом они вернулись, посмеиваясь, и продолжили издеваться над нами». Японцы даже насиловали раненых и истекающих кровью женщин и девочек. На Токийском военном трибунале предстало множество и других фактов зверского насилия над людьми, настолько гнусных, что о них невозможно говорить и писать без омерзения. Моряки японского императорского флота проявляли такой же садизм и бесчеловечность, как и их сухопутные пособники.
Глава 9 В ПОЛНОЧЬ НА «ОГОРОДАХ ДЬЯВОЛА»
июль 1942 — май 1943
Роммель, Роммель, Роммель! Важнее всего сейчас побить Роммеля.
1
Генерала сэра Клода Окинлека незаслуженно отстранили от командования в Северной Африке в августе 1942 года. Ок не дал танковой армии Роммеля прорвать оборону на гряде Рувесайт во время первого сражения при Эль-Аламейне в июле, взяв в плен семь тысяч человек, и подготовил на осень полномасштабное контрнаступление. Однако он предупредил высшее командование в Лондоне о том, что оно начнется не раньше сентября. Черчилль и Брук посетили Каир, и осмотрительность Окинлека была вознаграждена тем, что ему предложили командовать силами на Среднем Востоке. Генерал воспринял это как очевидное понижение в должности и отказался. Через год его назначили главнокомандующим в Индию, и ему больше не пришлось участвовать в реальных боевых действиях. На Ближнем Востоке все операции возглавил генерал сэр Гарольд Александер, а генерал-лейтенанта Уильяма «Стрейфера» Готта поставили во главе самой большой 8-й армии, которая за свое непродолжительное существование уже потеряла 80 000 солдат и офицеров [630] . В мае 1941 года тогда еще бригадир Готт предпринял первую попытку выручить Тобрук танками (операция «Бревити»). Готт добирался из пустыни в Каир на встречу с Черчиллем на тихоходном пассажирском самолете «Бристоль Бомбей» без какого-либо сопровождения. Лайнер обстреляли шесть «мессершмиттов» Me-109 из «ягдгешвадер-27» (27-й эскадрильи истребительной авиации люфтваффе), и он, объятый пламенем, совершил вынужденную посадку. На борту находился двадцать один пассажир, выжили четверо, но среди тех, кто спасся, Готта не оказалось. Его пост занял протеже Брука, пятидесятипятилетний генерал-лейтенант Бернард Монтгомери, принявший командование 8-й армией на хребте Рувесайт в 11.00 четверга, 13 августа 1942 года.
630
ed. Young, Decisive Battles, p. 165.
Трудно разбираться в ходе мыслей генералов, тем более через семь десятилетий. Однако даже тогда более интересного кандидата на кушетку психиатра, чем Монтгомери, вряд ли можно было бы найти. Четвертый ребенок викария, ставшего потом англиканским епископом Тасмании, порвал все отношения с матерью до такой степени, что пренебрег ее похоронами [631] . Не продемонстрировав особых академических успехов в школе Сент-Пол (одна из самых престижных средних мужских школ), Монтгомери поступил в Королевское военное училище в Сандхерсте, где отличился тем, что поджег фалды однокурсника, попавшего после этого с ожогами в больницу [632] . Служил на Северо-Западном пог-раничье в Индии, в Уорвикширском полку. Неплохо показал себя в Первую мировую войну: поднял солдат в атаку под Ипром и взял в плен одного немца, ударив его ногой в пах. Однажды для него даже вырыли могилу возле лазарета: у медиков не было надежд, что он выживет после ранений. Монтгомери не только встал на ноги, но и завоевал орден «За боевые заслуги», закончив войну с почетным званием подполковника. В 1927 году он женился, у него родился сын, но в 1938 году жена умерла от заражения крови после укуса какого-то насекомого и ампутации ноги, и Монтгомери замкнулся в себе, посвятив себя целиком военному поприщу. Он даже стал абсолютным трезвенником, что никак не укладывалось в традиции британской армии. Профессор военной истории в Оксфорде писал о нем:
631
Bierman and Smith, Alamein, p. 223n.
632
Hamilton, Monty: The Making of a General, p. 48.
«Сила Монтгомери заключалась в учениях, тщательной подготовке и методах боевых действий. Он умело интегрировал артиллерию в сражения, ведущиеся всеми родами войск, и прекрасно знал, как использовать в битве огневую мощь, особенности местности и маневр. Он говорил солдатам: им предназначено убивать и быть готовыми к тому, что их тоже могут убить. Он говорил об этом прямо и откровенно».
Дисциплинированный, целеустремленный, легко адаптирующийся к новым обстоятельствам, не терпящий некомпетентности, умевший во всех деталях планировать свои действия и трезво оценивать возможности противника и в то же время чрезвычайно вспыльчивый, эгоистичный и своевольный, Монтгомери считался самым способным после герцога Веллингтона британским полевым командиром. Это о нем сказал один историк: «О генералах судят не по их светским манерам». Монтгомери был тщеславен, но у него для этого имелись все основания.
Монтгомери образцово вел себя во время отступления из Дюнкерка, и хотя был причастен к первоначальному планированию трагической высадки в Дьепе в августе 1942 года, по крайней мере предлагал потом отказаться от операции. Еще до прибытия в Западную пустыню Монтгомери решил, что будет сражаться с Роммелем иначе, чем его предшественники Алан Каннингем, Нейл Ритчи и Клод Окинлек. Он не будет гоняться за ним по побережью Северной Африки между Египтом и Тунисом, а навяжет Африканскому корпусу решающую битву в стиле Клаузевица и сломает немцам хребет. Вечером в первый же день командования 8-й армией Монтгомери говорил офицерам:
«Как я понимаю у Роммель может напасть в любой момент. Прекрасно. Пусть нападает. Лучше, если он это сделает не раньше чем через неделю. У меня будет время для изучения обстановки. Если он даст нам две недели на подготовку, то мы будем в отличной форме. После этого Роммель может нападать, когда ему заблагорассудится, и я надеюсь, что он пойдет в атаку… Тем временем мы подготовим наше мощное наступление, и оно будет началом кампании, которая навсегда выгонит Роммеля из Африки… Он определенно нам досаждает. Посему мы зададим ему хорошую трепку и покончим с ним».