СМЕРШ и НКВД
Шрифт:
Для проведения боевых антипартизанских и прочих специальных операций конкретно нашему Каунасскому управлению НКВД был подчинен полк внутренних войск, которым после войны командовали полковники Попов и Павлов, а начальником штаба этого полка был подполковник Мархасин. В этом полку сразу после освобождения Литвы от немецкой оккупации служило много бывших партизан и бывших кадровых пограничников, люди с большим боевым опытом и хорошей подготовкой, так что части этого полка представляли собой серьезную боевую силу.
В Каунасе существовала также отдельная школа войск НКВД, готовившая солдатский и сержантский состав для погранчастей и маневренных групп по борьбе с бандитами.
Здесь обучали многим деталям «антипартизанской войны», начиная от ориентирования в ночном лесу и заканчивая организацией засад.
Давайте заранее определимся, как будем в интервью именовать участников литовского антисоветского сопротивления. В литовском варианте они назывались «лешке бролес» – «лесные братья», и для современной литовской молодежи, изучающей историю своей страны по новым учебникам истории Литвы, они являются национальными героями, борцами за независимость Литвы против «советских оккупантов», но для вас по-прежнему «лесные братья» в своем большинстве – немецкие прислужники, каратели и убийцы. Как будем называть тех, с кем вам пришлось сражаться в послевоенной Литве? Партизанами
Для меня они были, есть и останутся бандитами. Мне трудно подобрать более приличный, «удобоваримый» для всех словесный эквивалент.
Ладно, будем называть их «повстанцами» или «партизанами», если вам так нужна пресловутая политкорректность, то пожалуйста.
Кого набирали на службу в ОББ?
Ядро отделения по борьбе с бандитизмом составляли литовские коммунисты, бывшие подпольщики, с 1940 года служившие в НКВД ЛССР. Национальный состав отделения: литовцы, русские – уроженцы Литвы, несколько евреев и один татарин, старший лейтенант Николай Танчурин, которого выгнали из отдела и уволили из органов МГБ, когда обнаружилось, что он присваивал себе деньги, выделенные на работу с агентурой. В ОББ набирали также демобилизованных из армии офицеров с боевым опытом, бывших разведчиков или направляли к нам бывших фронтовых смершевцев. Но было несколько человек из бывших литовских подпольщиков, старых коммунистов, направленных к нам, которые не имели достаточного боевого опыта. Одним из них был старый коммунист, бывший портной Моченис. Как-то в одном боевом столкновении в районе местечка Швенчонис он «прозевал» двух бандюг, вылезших из бункера и зашедших к нему за спину. Я заметил их, когда они уже прицелились из автоматов в спину Мочениса. Тут все решали доли секунды, и я успел его спасти и срезал этих двоих автоматной очередью.
Какой была обстановка в Литве в 1944–1945 годах?
За исключением Вильнюсского края, обстановка на большей части республики была относительно спокойной. В лесах находились с оружием в руках примерно 3000–4000 бывших карателей из полицейских батальонов и бывших офицеров старой ЛА (Литовской армии) и примерно 500 агентов-диверсантов, прошедших подготовку в немецких разведшколах, заброшенных по воздуху на территорию Литвы или специально оставленных немцами в республике после отступления вермахта, но боевая активность этих банд была низкой в этот период, они в основном прятались по схронам и бункерам в лесной глуши, совершая мелкие террористические акты, нападая на представителей советской власти на местах, на небольшие подразделения «ястребков» и солдат Красной армии, на малочисленные гарнизоны в деревнях и на одиночные армейские машины. Наиболее активно в последний год войны действовали банды и антисоветское подполье в Вильнюсе и его окрестностях, там кровь лилась обильно с двух сторон. Но эти банды в основном состояли из поляков, бывших партизан АК, и именно ими и занимались в первую очередь части по охране фронтового тыла и погранполки. После того как фронт прокатился через Литву, в тылах воюющих прибалтийских фронтов почти не осталось окруженцев из частей вермахта, пограничники их выловили по лесам к зиме 1945 года.
Когда в мае 1945 года к нам поступил сигнал, что в поселке возле Девятого форта полностью вырезана литовская семья, то мы были уверены, что вырезал кто-то не из наших, не из местных. Так и оказалось. Я заметил, что в доме, где произошло массовое убийство, часть атласной скатерти на столе была аккуратно отрезана, видимо, на портянки взяли. Недалеко – железная дорога, по которой один за другим на восток, на грядущую войну с Японией перебрасывались армейские эшелоны. Мы выяснили, какие составы проходили за эти сутки через Каунас, и дали шифровку по транспортным отделам НКГБ. Убийц нашли только через две недели, уже за Уралом, это была банда военнослужащих из семи человек, у одного из них был найден кусок красного атласа из дома убитой семьи…
Я лично считаю, что основной рост численности участников литовского антисоветского сопротивления произошел уже после речи Черчилля в Фултоне, положившей начало холодной войне. До этого момента войска НКВД и местные истребительные батальоны («ястребки») не давали повстанцам развернуться в полную мощь, и большинство старых «партизанских кадров, призыва 1944 года» было уже уничтожено в лесах или взято в плен, но в 1946 году был настоящий всплеск политического бандитизма. Количество ежедневных партизанских террористических вылазок и всякого рода диверсий дошло до трех в сутки по территории Литвы, согласно ежедневной оперативной сводке МГБ, обстановка резко накалилась. Тогда в надежде, что скоро «с Запада наши придут», первыми активизировались находившиеся в подполье бывшие офицеры ЛА (Литовской армии) на юге Литвы. Одним из них был бывший офицер русской царской и впоследствии – литовской буржуазной армий Сергеюс Станишкис по кличке Литас, во время войны служивший офицером в карательном батальоне Импулявичуса. Он был на тот момент главным пропагандистом антисоветского подполья и после речи в Фултоне выпустил по всей Южной Литве листовки на русском языке с красными буквами – «Готовьтесь к атомной бомбе!» Вскоре группой Станишкиса было вырезано все русское население деревни Обшутай, и с этого момента «повстанцы» перешли к более активным действиям по всей Литве, началась довольно серьезная мобилизация в партизанские бандитские вооруженные формирования. За границей к тому моменту уже существовали организации литовских националистов VLIK (Общелитовский освободительный фронт), и на территории западной части Германии активно стала действовать не менее реакционная организация – BDPS, мозговой центр которой составляли представители литовской интеллигенции и старшего офицерства ЛА в эмиграции. Оставленные на территории Советской Литвы агенты этих организаций сразу приступили к эскалации партизанских действий, один из руководителей «лесных братьев» и организации LLKS Жемайтис приступил к созданию 12 партизанских округов и к общей мобилизации боевых отрядов в Литве. Мобилизационный резерв состоял в основном из бывших литовских офицеров и бывших карателей из полицейских литовских батальонов, но на увеличение численного состава антисоветских бандгрупп повлиял еще один немаловажный фактор. В лесах и на дальних хуторах прятались тысячи дезертиров, скрывающихся от армейского призыва, в своей массе это была ранее аполитичная молодежь. Еще в начале 1945 года нарком ГБ Литвы Гузявичус-Гудайтис лично написал письмо на имя Сталина, в котором просил отменить армейский призыв в Литве, аргументируя свою просьбу тем, что в Литве, до войны считавшейся отсталой католической страной, служба в армии никогда не была популярной (приводил в доказательство своих утверждений полицейскую статистику за 1918–1939 годы, в которой указывалось, что 17 % литовцев-призывников занимались членовредительством или симуляцией, лишь бы не служить в буржуазной армии), и отмечал, что массовый уклон от призыва и последующее дезертирство в леса может только усугубить и без того напряженную обстановку в республике и способствовать росту численности вооруженных антисоветских формирований. Гузявичус был прав: еще при правительстве Сметоны за уклонение от призыва давали тюремный срок от 7 месяцев до трех лет, но это мало помогало… Когда в конце 1944 года в Литву из Смоленской области перебросили 50-ю запасную Литовскую стрелковую дивизию, готовившую литовских призывников для 16-й СД и других фронтовых частей, то из запасных полков этой дивизии за короткое время сбежали в леса свыше полутора тысяч дезертиров. Кроме того, Гузявичус привел пример, что и немецкая мобилизация в 1944 году в Литовский территориальный корпус под командованием генерала Плехавичуса потерпела неудачу, части этого корпуса оказались небоеспособны и не смогли активно вести борьбу с советскими партизанами, многие просто разошлись по домам, невзирая на то, что большая часть личного состава корпуса была набрана из литовских добровольцев. Это письмо стоило Гузявичусу его должности, по распоряжению Сталина он был снят с поста наркома госбезопасности республики, на его место назначили Ефимова, и все последующие «сталинские» министры госбезопасности (наркомы ГБ) были уже не местными уроженцами, а были присланными из России: генералы Кондаков и Капралов. Массовый призыв в Литве был продолжен до конца войны, и немалая часть скрывающихся в лесах уклонистов от призыва и армейских дезертиров, численность которых оценивалась нами в 1947 году примерно в 17 000–20 000 человек, со временем взяла в руки оружие и влилась в ряды партизанских антисоветских бандформирований. Еще надо принять во внимание, что когда советская власть сразу после войны объявила полную амнистию дезертирам и «армейским уклонистам», с повинной явилось несколько десятков тысяч человек, которые были отпущены по домам и не подвергались никаким репрессиям. Максимальное число «повстанцев» – «лесных братьев», находившихся в лесах с оружием в руках, пришлось на 1947–1948 годы, по оценке МГБ ЛССР, в бандах воевали 32 000 человек, но большинство бандгрупп не проявляли высокой боевой активности, сидели в глухих лесных массивах и ждали у моря погоды, мы им просто не дали возможности развернуться в полный рост.
Как к этому явлению – «партизанское антисоветское движение» – относилось партийное руководство республики?
Многие партийные руководители Литвы в свое время воевали в Испании в 1936–1938 годах в составе интербригад, и они открыто говорили, что в республике идет гражданская война. Руководитель республики Снечкус лично на закрытых партийных собраниях сравнивал происходящее в республике с испанскими событиями.
Снечкус и его соратники были порядочными людьми, честными коммунистами и настоящими литовцами, и когда Москвою несколько раз поднимался вопрос о проведении масштабной войсковой операции на территории всей республики, то партийное руководство Литвы резко противилось подобным предложениям, доказывая, что политический резонанс от такой операции на Западе нанесет сильный ущерб репутации СССР, мол, как это можно, показать всему миру, что на территории советской страны существуют сильные антиправительственные вооруженные формирования и что из-за них со всего Союза нужно собирать войска, чтобы покончить с ними? А ведь были предложения, исходившие напрямую от Берии, что надо собрать из других мест СССР одновременно тысяч 200–250 солдат и офицеров из войск НКВД и обычных армейских частей, задействовать технику, подключить местные ресурсы личного состава и, как «бреднем», плотными цепями прочесать всю Литву с четырех сторон и покончить одним ударом со всеми силами сопротивления за одну неделю. Но Снечкус понимал, что во время такой крупной операции неизбежны немалые жертвы со стороны мирного населения и возможны проявления произвола, и он категорически возражал против подобного окончательного решения «партизанского вопроса». Более того, по требованию Снечкуса, в 1945 году нарком внутренних дел республики Барташунас обратился в листовке с воззванием к укрывающимся в лесах дезертирам и вооруженным бандитам с предложением сложить оружие, призвал к явке с повинной, гарантируя неприкосновенность и полную легализацию всем, кроме бывших карателей. Из лесов вышли и сдались добровольно пять тысяч человек, которым на месте, в райотделах, выдавались советские паспорта и справки, что человек не имеет грехов перед новой властью и является полноправным гражданином.
Все делалось для того, чтобы избежать лишних, никому не нужных жертв, по-настоящему не скатиться в кровавое болото братоубийственной гражданской войны…
Но я лично не считаю послевоенную борьбу с литовским антисоветским движением гражданской войной, хотя примеров тому, как брат шел на брата, хватает.
Полковник Мотека – командир стрелкового полка, воюет за советскую власть в 16-й СД, а его брат – офицер-каратель на службе у немцев. Один брат Тендегольскис – коммунист, а второй – полицай-каратель и впоследствии парашютист, заброшенный в наш тыл после обучения в диверсионной школе.
Большая часть литовского народа хотела спокойно жить и работать, в подпольной или в «лесной» войне не участвовала и приняла новый советский режим, хоть и «со скрипом», как «неизбежное, но меньшее зло», но, не считая бывших офицеров ЛА, в леса ушли воевать только бывшие бандиты-каратели (залитые чужой людской кровью по макушку и знавшие, что пощады им от советской власти никогда не будет), кулаки и дезертиры и, к сожалению, часть «зеленой» молодежи, одурманенной националистической пропагандой. И даже националистически настроенная, ориентированная на Запад литовская интеллегенция и духовенство со временем осознали, что братоубийственная война не приведет к независимости. Мне приходилось с такими людьми много общаться, они понимали, что оказавшись между «молотом и наковальней», между битвой двух империй, после нового передела мира Литва только выиграла от того, что являлась в составе СССР частью антигитлеровской коалиции.
В 1940–1941 годах многие из них уповали на приход немцев, хотя было ясно, что Гитлер никогда не признает литовцев арийцами и никогда не признает Литву независимым государством, достаточно вспомнить его выступление в Мемеле.
Даже литовские нацисты не смогли добиться от немцев для себя независимой политики и своего государства. В октябре 1941 года генерал Прапуленис и другие руководители «Фронта литовских активистов», Мачекас и Пундзявичус, послали Гитлеру и Браухичу «Меморандум», в котором жаловались на то, что отношение немецких оккупационных властей к литовцам еще хуже, чем отношение Советов, они писали, что как же это так (текст привожу примерно, по памяти): …мы выставили 100 000 партизан для помощи наступающим немецким частям вермахта, вырезали всех своих евреев и коммунистов, стреляли в спину красноармейцам, помогая «освобождению Литвы от диких орд жидокоммунистов», а нас немцы за людей не считают?! Дайте нам независимое государство, мы ведь ваши союзники, дайте нам возможность вновь создать свою армию, мол, мы оправдаем доверие, поможем в борьбе с «большевистской заразой»… и так далее – все письмо было в таком духе. Гитлер отреагировал на это письмо своеобразно – были ликвидированы все самостоятельные литовские государственные учреждения, оставлено только местное самоуправление и литовский «губернатор» Кубилюнас, а почти все уже сформированные литовские полицейские батальоны были отправлены на проведение карательных операций по истреблению гражданского, в основном еврейского, населения и на борьбу с партизанами за пределами Литвы.