СМЕРШ. Без легенд и мифов
Шрифт:
Короткий перерыв наступал лишь после ужина. Виктор пытался воспользоваться им, чтоб хоть что-нибудь узнать о загадочном лагере особого назначения гитлеровской разведки. Но завеса тайны над всем, что здесь происходило, была такая, что, кроме фамилии начальника лагеря Зигеля, его заместителя Родентала и периодически наезжавшего из Берлина штурмбанфюрера СС Вальтера Курека, контролировавшего ход их подготовки, ему мало что удалось выяснить. Лишь по количеству стульев в столовой он догадался, что таких, как они с Николаем, здесь было семнадцать.
По обрывкам речи, доносившейся из-за неплотно прикрытых дверей классов, Виктор сделал вывод, что разведывательно-диверсионную подготовку проходили также англичане, поляки, французы и даже американцы.
Единственной нитью, связывавшей Виктора и Николая с внешним миром, был Курек. Он с постоянством маятника Фуко появлялся в замке ровно в девять, и начинались изматывающие Виктору душу беседы-допросы. Курек, подобно клещу, цеплялся за мельчайшие детали его прошлой жизни и службы. Из чего можно было сделать вывод, что он и стоящие за ним высшие руководители «Цеппелина» со всей серьезностью отнеслись к информации о Леонове и, судя по всему, планировали ни много ни мало, а его вербовку с целью получения стратегических разведданных. И для того у них имелись основания. После возвращения Леонова из командировки в США он был вскоре арестован. Ему предъявили дежурное обвинение в «американском шпионаже». И если бы не «смена караула» на Лубянке — «кровавого карлика» Ежова сменил более либеральный Берия, то Леонова ждала бы печальная участь — либо умереть от непосильного труда в лагерях Колымы, либо безымянная могила в Подмосковье. В 1939 г. с него сняли все обвинения. Похудевший и поседевший он возвратился на работу в Наркомат путей сообщения. В руководстве «Цеппелина» учли это и полагали, что страх Леонова снова оказаться в камере на Лубянке может стать хорошей основой для его вербовки.
Наряду с этим рассказы Виктора о времени, проведенном в кругу Леонова, где нередким гостем был сам нарком Лазарь Каганович, натолкнули Курека на, казалось бы, сумасшедшую мысль — поправить дела вермахта на Восточном фронте. Вскоре она оформилась в план теракта против Кагановича, а при удачном стечении обстоятельств — самого Сталина. Главными исполнителями его замысла должны были стать Виктор и Леонов.
Руководство «Цеппелина» поддержало это предложение Курека. Спецы из Главного управления имперской безопасности взялись за подготовку Виктора. Перед его глазами начало рябить от тайного арсенала убийств. По ночам ему снились то ручки, выстреливающие смертоносными ядами, то безобидные заколки, от легких уколов которых с ног валился здоровенный бык. В конце концов, Курек остановился на специально изготовленном бесшумном пистолете, распыляющем отравляющий газ. Это оружие Виктору предстояло применить, когда он вместе с Леоновым окажется на приеме у Кагановича. Собственную, его жизнь Курек гарантировал антидотом — противоядием.
Шел четырнадцатый день подготовки. Утро 18 июня не предвещало ничего необычного. Разве что на этот раз занятия начались без Курека. После завтрака Виктор и Николай вместе с Роденталом отправились в лабораторию и заняли места в специальных кабинах. Инструктор принялся раскладывать на стеллажах свои «гремучие штучки»: ручки, портсигары, зонты, которые, когда надо, в руках боевиков начинали стрелять или брызгать ядами. И тут в дверях появился Зигель.
Судя по выражению его лица, произошло что-то из ряда вон выходящее. Ничего не объясняя, он отвел Виктора и Николая на вещевой склад. Там у них запестрело в глазах от обилия военных мундиров: немецких, русских, английских. Это разнообразие говорило о том, что гитлеровская разведка пока еще работала с размахом. Кладовщик подобрал два мундира пехотных офицеров Красной армии.
Переодевшись, Виктор с Николаем поднялись в кабинет Зигеля и там столкнулись с Курмисом. На днях тот был переведен из Пскова в Берлин с повышением. Новое назначение и новое звание — штурмбанфюрер, кажется, сделали его на полголовы выше. Придирчиво осмотрев бывших своих подчиненных в новой форме, Курмис остался доволен и пригласил к себе в машину.
Это еще больше разожгло любопытство Виктора и Николая. Они пытались разговорить Курмиса, но тот всякий раз уходил от ответа и предпочитал переводить разговор на другие темы. Чем меньше километров оставалось до Берлина, тем больше он замыкался в себе. Предстоящая встреча бывших подопечных с руководителем «Цеппелина» немало значила и лично для него. Пришло время, как говорят у русских, показывать товар лицом. От норовистого Грефе, болезнь которого сделала его характер непредсказуемым, можно было ожидать чего угодно.
Скрип тормозов и возникшая перед ними мрачная каменная громада Главного управления имперской безопасности положили конец терзаниям Курмиса и заставили неугомонного Дуайта прикусить язык. Они поднялись по ступенькам, вошли в просторный холл и остановились перед часовым. Тот проверил документы, потом скользящим взглядом прошелся по Виктору с Николаем. На его лице не дрогнул ни один мускул — будто перед ним каждый день десятками проходили советские офицеры — и отступил в сторону.
Курмис быстрым шагом двинулся по лабиринту коридоров. Виктор и Николай едва поспевали за ним и продолжали гадать, что их ждет впереди. На них смотрели одинаковые, безликие двери с номерами на металлических табличках. Курмис, видимо, еще не успел освоиться на новом месте и вертел головой по сторонам. После очередного поворота остановился и, помедлив, неуверенно толкнул дверь, за ней оказалась приемная. Навстречу поднялся затянутый в ремни адъютант Грефе. Бросив любопытный взгляд на Виктора с Николаем, распахнул дверь в кабинет.
Пройдя узкий темный тамбур, они оказались в большом квадратном кабинете. Он мало чем отличался от тех, на которые Виктор успел насмотреться в последние дни. За креслом, на стене, висел неизменный портрет Гитлера. В углу неторопливо отсчитывали время старинные напольные часы. За огромным дубовым столом, покрытым синим сукном, в массивном кожаном кресле сидел хозяин кабинета.
Руководитель «Цеппелина» оберштурмбанфюрер Гайнц Грефе напоминал старого кота: все его движения были по-кошачьему мягкими и пластичными. На невзрачном, землистого цвета лице выделялись лишь глаза — холодные и неподвижные, они невидимыми щупальцами цепко хватали собеседника и, как рентгеном, просвечивали потаенные уголки души. Он, к удивлению Виктора, заговорил на сносном русском языке и был немногословен. Его короткие и хлесткие вопросы не оставляли времени на обдумывание ответов. Этой пристрелкой Грефе, похоже, остался доволен.
Беседа-опрос подходила к концу, когда он огорошил их заявлением о предстоящей встрече с всесильным шефом службы имперской безопасности Германии обергруппенфюрером Кальтенбруннером. Вытянувшаяся физиономия Курмиса красноречивее всего говорила о том, что подобный поворот дела и для него явился полной неожиданностью. Решение лично выслушать двух перспективных агентов, которым предстояло сыграть ключевую роль в предстоящей важной операции, получившей кодовое название «Предприятие «Джозеф» («Иосиф»), Кальтенбруннер принял несколько минут назад.
Предложения Грефе и Курека он поддержал, за одним исключением: вербовку Леонова потребовал провести от имени американцев. В этом был свой резон. Кальтенбруннер не был слепым фанатиком и хорошо понимал, что после болезненных поражений вермахта под Москвой, Сталинградом и на Северном Кавказе только недалекий человек мог променять свою близость к Кремлю на мешок рейхсмарок, с каждым днем терявших в цене. Страх нового ареста, который Леонов пережил по возвращении из командировки в США в тридцать седьмом, должен был, по расчетам Кальтенбруннера, стать мощным стимулом к сотрудничеству с американцами. Америка, где Леонов в течение двух лет катался как сыр в масле, в случае угрозы нового ареста могла стать для него запасным аэродромом.