СМЕРШ. Без легенд и мифов
Шрифт:
За время беседы они успели выпить не один чайник. На дворе уже сгустились сумерки, когда в отчетах Виктора и Николая были поставлены последние точки. Завершился их первый день в Москве ужином в столовой управления. Затем вместе с Сафроновым они отправились на конспиративную квартиру. А Утехин с Окуневым возвратились на Лубянку и, не заходя к себе, поднялись в приемную Абакумова. Там уже находился начальник 3-го отдела подполковник Владимир Барышников. С недавнего времени ему с подчиненными приходилось заниматься не только разработкой заброшенных в тыл советских войск гитлеровских агентов-парашютистов, но и держать в своих руках нити всех радиоигр, которые вели органы
Теперь, когда все были в сборе, их принял Абакумов. За те несколько дней, что Утехин провел в командировке, ему бросилась в глаза смертельная усталость начальника Смерш. В последнее время, перед решающей схваткой под Курском, Абакумов работал на износ. При такой нагрузке даже его богатырское здоровье начало давать сбои. Глаза от хронической бессонницы воспалились, щеки глубоко запали, а лицо осунулось и напоминало пергаментную маску. Предложив сесть, Абакумов поторопил Утехина с докладом.
Утехин, прежде чем начать доклад, представил материалы, добытые Виктором в гитлеровских спецслужбах. Они впечатляли. Результаты работы разведчика не уступали некоторым управлениям Смерш фронта. На восьми густо исписанных листах бумаги содержалась ценнейшая информация: фамилии 98 кадровых сотрудников и 133 агентов «Цеппелина», места расположения и системы охраны разведшкол и многое другое. Вместе с тем все это могло оказаться лишь прикрытием в стратегической игре руководства гитлеровской спецслужбы, в которой главной ставкой являлась не жизнь сотни второсортных агентов, а решающий успех в летней военной кампании 1943 г. на Восточном фронте. Поэтому Абакумов внимательно читал отчет, подчеркивал красным карандашом важные места и напряженно думал, пытаясь разгадать головоломку, которую, возможно, загадал «Цеппелин».
В той рискованной и многообещающей оперативной игре, что была задумана им, Утехиным и Барышниковым, нельзя было исключать того, что гитлеровцы перехватили инициативу и сделали ответный ход. Но какой? Решили использовать «Северова» втемную и пошли на жертву кадрового сотрудника Дуайта, чтобы навязать Смершу свою волю? Ответ на этот и многие другие вопросы могли дать только время и сама радиоигра — эта одна из самых сложных по исполнению и эффективная по результатам контрразведывательная операция.
По замыслу Абакумова, ей предстояло стать не просто классической оперативной двух— или трехходовкой, а первой для Смерш гроссмейстерской партией, в которой требовалось связать незримыми нитями десятки действующих разведчиков и контрразведчиков, агентов-радистов, агентов-связников и специалистов по дезинформации из армейских штабов. В этом поистине смертельном спектакле каждому из них отводилась своя строго определенная роль и потому любая фальшь или малейший просчет могли привести к невосполнимым потерям. Несмотря на огромный риск, игра стоила свеч. Для настоящего профессионала нет и не может быть более высокой цели, чем вынудить сильного противника действовать под свою диктовку и при этом создавать у него иллюзию успеха и превосходства.
За спиной Абакумова и его подчиненных к середине 1943 г. уже имелось несколько успешно проведенных радиоигр. Но все они проходили на тактическом уровне. Этой же предстояло стать первой стратегической, и ее цену должен был определять сам Верховный. И несмотря на то что Сталин в последнее время благоволил к нему, порой прощал ошибки, как это случилось в сорок втором году с изменником генералом Власовым, второй раз рассчитывать на его снисхождение не приходилось. Эти мысли болезненной гримасой отразились на лице Абакумова. Отчет Бутырина содержал больше вопросов, чем ответов. Еще большее беспокойство у него
Возвратившись к себе, Утехин и Окунев сели за разработку плана проверки Бутырина и Дуайта. Захваченные остроумной идеей Абакумова они не замечали времени и ломали головы над тем, как осуществить подвод к ним бывшего агента псковской разведывательной школы Герасимова, подготовкой которого занимался Дуайт.
Виктор с Николаем об этом даже не подозревали и спали безмятежным сном. Они были среди своих. Утро следующего дня для них началось не с рыка инструкторов и грохота сапог по булыжному плацу, а с задорного трезвона будильника и аппетитных запахов, доносившихся с кухни. Они с трудом смогли оторвать головы от подушек, но не в силах бороться со сладким искушением сна, снова зарылись в постели. Разбудил их Сафронов.
После завтрака он рассадил Виктора и Николая по разным комнатам, дал листы с кучей вопросов. Ответы заняли у них полдня. После обеда Сафронов уехал на Лубянку, а они отправились прогуляться по Москве и до позднего вечера бродили по городу. На следующий день все повторилось и так продолжалось почти всю неделю.
25 июня, как обычно в девять, появился Сафронов с неизменным портфелем. На этот раз он не стал утомлять Виктора и Николая вопросами, бегло просмотрев отчеты, забрал с собой и отправился на Лубянку. Там они тоже не задержались и, несмотря на то что за окном начали сгущаться тучи, решили прогуляться по городу. Прихватив зонты, спустились вниз, прошли к остановке и едва успели запрыгнуть на подножку подоспевшего трамвая, как хлынул проливной дождь.
Казалось, что само небо обрушилось на землю. От чудовищных раскатов грома закладывало уши, а яркие вспышки молнии слепили глаза. Асфальт пучился, кипел, словно свинец во время плавки. Через мгновение улицы превратились в бурлящие потоки. Стена воды встала перед трамваем, и он пополз, как черепаха. Ливень продолжался недолго. Над Ленинскими горами еще продолжало погромыхивать, а в центре Москвы уже посветлело. Прошло несколько минут, и о былом ненастье, как это бывает в июне, напоминали лишь стайки легких облаков у края горизонта и лужи на асфальте. Небо, умытое коротким грозовым дождем, снова ожило и после изнурительной жары завораживало нежными красками. В воздухе появилась та удивительная свежесть, которая бывает только в это время года.
Трамвай остановился у площади Пушкина. Николай с Виктором выбрались из душного вагона и тут же окунулись в жизнерадостную толпу. Веселыми ручейками она растекалась по скверу и закручивалась в водовороты у летних палаток. Аппетитный запах сдобы привел Виктора в очередь за чебуреками. Николай задержался у памятника Пушкину и, задрав голову, что-то с любопытством разглядывал в великом поэте.
Из задумчивости его вывел удивленный возглас. Он обернулся и вздрогнул. Из-под низко надвинутого на лоб козырька кепки на него смотрел не кто иной, как агент псковской разведшколы Валерий Герасимов. В том, что это он, не было никаких сомнений. Характерный акающий московский акцент, квадратный подбородок и здоровенный кадык на шее еще были свежи в памяти Николая. Четыре месяца назад его и еще двух агентов он готовил для заброски на длительное оседание в Иваново.