Смерть Анфертьева

Пронин Виктор Алексеевич

"Не настолько, чтобы все переигрывать. И чего вам, в конце концов, опасаться - деньги-то возьмете не вы! Их возьму я. Мне и дрожать. А истина, истина восторжествует".

"Ага, тебе дрожать, а мне отвечать?"

"Разделение труда, товарищ Квардаков. Кому-то надо быть директором, кому-то фотографом, кому-то принимать позы, а кому-то прыгать с фотоаппаратом. Все, Борис Борисович, все. Отстаньте".

Голос Квардакова смолк, и Анфертьеву стало одиноко. Он включил воду, отодвинул в сторону красноватую штору и посмотрел на себя в зеркало. По ту сторону стекла стоял тощий человек с бледным

телом и мокрыми волосами, он выглядел несчастным, и была в его глазах обреченность. Анфертьев улыбнулся, но и улыбка получилась какая-то ненастоящая, будто кто-то сзади подошел и пальцами растянул его рот в стороны.

– Ты еще там не утоп?
– Наталья Михайловна постучала в дверь.

– Как знать, дорогая, как знать, - ответил Анфертьев, не в силах оторвать взгляд от зеркала.

Однажды Анфертьев испугался того, как легко все у него идет, все стыкуется. Нет ли в его действиях некой очевидности, которую Следователь установит сразу? Может быть, уже давно ясна его затея и все только посмеиваются да ждут, когда он раскроет себя губительно и необратимо? А тогда уж вволю посмеяться над бедолагой. Оперативники не смогут даже надеть на него наручники - так их будет корчить от смеха над его тупостью и самонадеянностью...

Но, поразмыслив, Анфертьев решил, что страхи напрасны. Все его действия до того момента, когда он открыв Сейф, возьмет первую пачку денег, совершенно невинны. Подумаешь, поцарапал стол Квардакову, подбросил напильнички в нижний ящик, паркетную плашку слегка потревожил... Ну и что?

Уверившись, что все предыдущее прошло гладко, Анфертьев решился на следующий шаг. Если уж выразиться точнее, то к этому шагу его подтолкнул Автор, прожженный лицедей и провокатор.

Света решила купить швейную машинку, поскольку угнаться за нарядами со своей зарплатой никак не могла. А за модой Света следила, старалась в меру сил следовать ей, но, сами понимаете, возможности ее были весьма ограниченны. О чем говорить, если платье сафари из выбеленной мешковины стоило ей примерно месячной зарплаты! Как-то взяв у соседей машинку, она за один вечер сшила себе роскошное платье из двух завалявшихся льняных мешков. Даже фирменный лоскуток встроила в карман. Бухгалтерия ахнула, увидев ее в новом наряде, и все почему-то посмотрели на Анфертьева, будто знали наверняка, что такое платье мог подарить Свете только он.

– Вадим, - сказала Света с решительностью, которая обычно выдает неуверенность, - ты должен мне помочь.

– С радостью, - ответил он так твердо, что согласие еще ни о чем не говорило.

– Как ты себя чувствуешь физически?

– Я?
– Анфертьев так на нее посмотрел, что Света смутилась.

– Да нет, - сказала она.
– Я имею в виду твои способности по переноске тяжестей. Хочу купить машинку, понимаешь... Швейную. Это недалеко. Как ты? Поможешь?

– А рубашку сошьешь?

– Договорились.

– Только из таких же вот мешков.

– У меня больше нет таких...

– Мешки за мной. Я знаю один завалящий хозмаг, там их навалом.

– Тогда и на мою долю.

– Заметано, - сказал Анфертьев и тут увидел, как из глубины коридора приближается Борис Борисович Квардаков, посланный непутевой своей судьбой. И сразу сложная цепочка из слов, жестов, поступков и явных и тайных смыслов пронеслась перед Анфертье-вым, и еще до того, как понимающе-злорадная улыбка созрела

на лице зама, Анфертьев уже знал, что сейчас скажет, что услышит в ответ и чем все кончится.

– Все воркуем? Все никак не наворкуемся? Ох, быть аморалке!
– Квардаков приближался большими шагами прыгуна, его мохнатый пиджак светился на фоне окна, узко поставленные глазки сверкали отблеском чужой тайны.

– Борис Борисович!
– воскликнул Анфертьев.
– Вы единственный человек, к которому можно обратиться за помощью.

– Ну что вы!
– смутился Квардаков.
– В нашем коллективе много хороших людей. Мне, конечно, приятны ваши слова, но должен сказать... должен сказать... Так в чем дело?

– Людей у нас много, но таких, у которых есть "Жигули", можно сосчитать по пальцам, - уверенно шел Анфертьев по открывшемуся перед ним пути.

– Машина? А какое она имеет отношение к моим Душевным качествам? насторожился Квардаков.

– Дело в том, Борис Борисович, что Света, кормилица наша, которая два раза в месяц дает нам пропитание, попала в безвыходное положение и...

– Света?! В положение?!

– Борис Борисович, у вас ложное направление мыслей. Трудности у нее чисто транспортные. Света решила приобрести недвижимость.

– Дом?
– буркнул Квардаков.

– Пока нет!
– рассмеялась Света.
– Машинку, швейную машинку.

– Фу!
– облегченно вздохнул Борис Борисович и тем самым замкнул вокруг себя нерасторжимую цепь улик. Что может спасти его после того, как он произнес это свое "фу"? Если откровенно, то теперь его уже ничто не спасет. А впрочем, не для того ли он здесь появился, чтобы в конце концов оказаться офлажкованным хитроумным фотографом?
– А я уж подумал что за положение такое у нашей Светы... Значит, так нет ничего проще. Я большой знаток швейных машинок и буду рад, если мои знания и опыт окажутся полезными. Итак, - он посмотрел на часы, как полководец перед боем, - мы заканчиваем в семнадцать ноль-ноль. Магазины работают до девятнадцати. Времени предостаточно. В семнадцать пятнадцать я жду вас в машине. Договорились?

– Договорились!
– Света, не сдержавшись, поцеловала Квардакова в щечку, чем привела его в счастливое смущение.

– А знаете, аморалка все-таки не исключена!
– зловеще проговорил Анфертьев.

– А знаете, - ответил Квардаков, - я не против, если мы со Светой свалимся в какую-нибудь историю, то пострадаете прежде всего вы, Анфертьев! Такое у меня возникло подозрение.

– Чему быть, того не миновать, - сокрушенно развел руками Вадим Кузьмич и подумал: сколько же сил скопилось в этом человеке, сколько жажды деятельности и как же он одинок, если такая ничтожная просьба всколыхнула его, если вспыхнули его белесые глаза, заострилось лицо, как перед чем-то рисковым, на что он идет с радостной самоотверженностью!

Анфертъев наверняка знал, что Квардаков не откажет в просьбе. Жил Борис Борисович в однокомнатной квартире, был одинок, ездил в красных "Жигулях", любил потолкаться в заводском гараже, потрепаться с водителями о запчастях, бензине, правилах движения и прочих тонкостях, в которых он разбирался лучше любого шофера. А вот в заводоуправлении его сторонились, видя в нем человека временного, да и директора Подчуфарина остерегались, зная, что тот относится к Квардакову неодобрительно.