Смерть Аттилы
Шрифт:
— Этот ручей знают все — каждый караван, идущий на юг, берет здесь воду, и она сможет уйти, присоединившись к первым готам, которые проследуют здесь.
Аурелиус сказал:
— Вы же не хотите, чтобы она рисковала погибнуть от рук ваших людей?
— Тогда объясни нам, каким образом мы сможем отвезти ее к собственному племени?
Монах об этом не подумал, но ему стало ясно, как это сложно. Он начал хмуриться.
— Ну-у-у, если бы мы могли найти лагерь готов и отпустить ее, чтобы она сама могла туда добраться…
— Интересно, а что будет
— Наверно, не все люди на земле ненавидят друг друга. Оба гунна отвернулись, и Такс сказал:
— Германцы и хунну всегда ненавидели друг друга. Но когда был жив каган… — он посмотрел на девушку. — А ведь ты сам можешь отвезти ее к германцам.
Такс о чем-то поговорил с шаманом, и тот сделал неопределенный жест рукой. Такс повернулся к Аурелиусу и даже не попытался скрыть свое удовольствие.
— Конечно, если ты это сделаешь, то тебе придется с ними остаться… с германцами…
Аурелиус засмеялся, и Такс сжал зубы и отвел от него свой взгляд. Он крепко сплел руки и снова повернулся к шаману. Тот начал кивать, переводя взгляд с девушки на Аурелиуса. Наконец он что-то произнес, показав на монаха кивком головы. Такс снова обратился к монаху:
— Я знаю, где, видимо, сейчас стоят лагерем гепиды. Сын короля гепидов — мой… был моим другом. Это, примерно, в двух или трех днях езды, но мы можем отвезти ее туда, а они отправят ее в родственное племя.
— Прекрасно, — сказал Аурелиус — Спасибо.
В эту ночь они отправились в путь. День, проведенный в ущелье, позволил немного отдохнуть мышцам монаха, и они постепенно становились сильнее от упражнений. Ему стало удобнее ехать на широкой спине гнедой кобылки. Теперь ему уже была знакома равнина под светом убывающей луны, и он мог узнавать и понимать то, что он слышал или видел, — крик совы, складку на поверхности равнины, где мог скрываться ручей.
Девушка ехала на лошади, на которой до этого ехал шаман, а тот пересел на черную кобылку. Они с монахом разговаривали с помощью Такса. Монах рассказывал ему историю сотворения мира.
Он еще раньше обратил внимание на то, что примитивный ум варваров с удовольствием внимал рассказам Старого Завета, а не более сложным учениям о жизни Христа, и гунны не отличались от них в этом.
Шаман внимательно слушал его и задавал странные вопросы. Ему понравилась история о том, как Бог-отец создал Змея одновременно с Садом Познания еще до того, как создал Адама. Аурелиус подозревал, почему шаману это показалось забавным, но ему бы не хотелось думать об этом, и он постарался поскорее забыть свои догадки.
Следующий день они провели на открытой равнине. Монах долго спал, а потом до их отъезда молился вместе с девушкой. Она молилась по-германски, но он уже немного понимал ее молитвы. Когда они закончили молиться, Аурелиус стал молча размышлять о страстях Христовых. Ему было неприятно, что девушка не желала размышлять и заниматься медитацией. Она, правда, сидела рядом с ним, но не сводила глаз с двух гуннов.
Они
Ночью собралось еще больше облаков, и перед рассветом начался дождь. Сначала капли были редкими и небольшими. Такс остановился и начал оглядываться, потом они быстрым галопом проскакали через луг и углубились в заросли. Аурелиус согнулся и держался за гриву кобылы обеими руками. Ветви деревьев били его по спине, по лицу и плечам. Он чувствовал, что соскальзывает с седла.
Внезапно все остановились, и лошади подобрались ближе друг к другу. Такс привел их туда, где склон холма немного прикрывал от ветра, и они разбили там лагерь. Дождь усилился, и вскоре начался настоящий ливень, ветер стал холодным и постоянно менял направление — он дул то в сторону от них, а то — холодными струями дождя хлестал их по лицу. Но Такс успел развести огонь, пока остальные только сняли поклажу со спин своих лошадей.
Они находились среди рощицы деревьев. Такс сделал что-то вроде навеса у огня, использовав стволы деревьев в качестве основы. Аурелиус пробрался поближе к огню, где уже сидел шаман, и растянулся, чтобы немного отогреться. Когда появилась девушка, которая отходила по своим делам, Аурелиус подозвал ее к себе.
Ее вымокшие волосы прилипли к щекам, и плащ был насквозь промокшим. Она прижалась к монаху, как щенок, в поисках защиты. Потом осторожно повернула лицо к шаману, сидевшему напротив них. Гунн не сводил с нее взгляда, и у него раздувались ноздри. Он отвел взгляд, и девушка негодующе фыркнула. Она быстро выпалила что-то на своем языке, и Аурелиус решил, что это были ругательства. Шаман смотрел на нее сверху вниз.
И вдруг во взгляде шамана на девушку Аурелиус прочел издевку, но тот сразу уставился на огонь, и его лицо не выражало больше ничего, кроме скуки. Девушка запрятала руки в плащ. Монах тянул руки к огню, чтобы как-то согреться. Наверно, сегодня у них снова будет мясной отвар, и его желудок сжался от голода и необходимости съесть что-то более питательное. Но, несмотря на голод и дождь, у него было хорошее настроение. К костру подошел Такс с поклажей на плечах, и монах поднялся, чтобы помочь ему.
Когда он отошел от девушки, она рванулась вперед, вытащив руки из плаща. В руке у нее был кинжал, и его лезвие золотилось при свете костра. Девушка накинулась на шамана. Тот захрипел. Пораженный Аурелиус увидел, как его черные глаза широко раскрылись. Он упал, и девушка проскочила мимо него. Но она не успела вырваться из-под навеса, как Такс схватил ее за волосы.
Он швырнул ее на спину и прижал к земле ногой, обмотав волосы вокруг руки. Такс посмотрел на шамана, и монах тоже взглянул на него. Шаман скорчился у огня. Из-под него текла кровь и шипела, испаряясь на горячей золе.