Смерть белой мыши
Шрифт:
Лешка собирался переночевать в Таллине и возвращаться в Москву утренним рейсом. Однако как-то незаметно, исподволь мы пришли к мысли, что светиться в гостинице с австралийским паспортом ему не стоит. Так что палубных билетов мы купили два. А одолженный Августом дамский пистолетик оставили ему в камере хранения.
И тут — вот неожиданность! — в очереди на посадку на паром я увидел коротышку, с которого — без сознательного участия с его стороны — началось мое всплытие со дна в этой истории.
Проблем с паспортным контролем не было никаких. А ведь Марет могла описать нас полиции. «Были бы трезвые — прицепились бы!» — изрек по этому поводу Кудинов. На палубу мы, естественно, не пошли, поспешили занять места в баре — их же там не без счета.
Коротышка с победным криком приземлился на единственном оставшемся свободным высоком стуле, предоставив девушкам место за своей спиной. Теперь, наконец, они стали почти одного роста. Коротышка заказал три «отвертки» и, довольно потирая руки, посмотрел в нашу сторону. Я подмигнул ему. Коротышка вряд ли запомнил меня по нашей мимолетной встрече, но тоже подмигнул мне в ответ своим детским круглым глазом.
— Вы и с этим джентльменом успели познакомиться в Таллине, — поразился Кудинов.
Я с важным видом кивнул.
— И, разумеется, с его дамами, — со сдержанной завистью в голосе уточнил Лешка, который тоже, должно быть, понял расклад в этой компании.
— Нет, дам мне и без них хватило, — разочаровал его я. — Так что мы будем пить?
P.S.
Во всей этой таллинской истории, как я обнаружил, проснувшись в самолете где-то над Гренландией, оставалась одна загадка. Кто следил за мной по возвращении из Хельсинки? По чьему заказу? И почему наблюдение было снято после первого же вечера? Как я ни ломал себе голову, ничего толкового в голову мне так и не пришло. Это не могли быть ни неонацисты, которые во время нападения в Вызу меня и рассмотреть-то не успели, ни полиция, которая понятия не имела о моем существовании. Оставался Юкка Порри, но какую опасность я мог представлять для него?
Мне кажется, что я нашел разгадку несколько недель спустя. Читая в интернете новости о пребывании королевы Елизаветы в странах Балтии — а я люблю отслеживать события, к которым хоть каким-то боком был причастен, — я наткнулся на любопытное сообщение. В Риге, у здания посольства Великобритании в Латвии, ее встретили демонстранты от местной партии зеленых. Они требовали прекратить убийство канадских бурых медведей, шкуры которых шли на изготовление шапок для бифитеров, охранников из королевской гвардии. Это было единственным черным пятном, омрачившим пребывание английской королевы в новых европейских государствах.
В Эстонии Елизавета II была очень коротко — меньше суток, но все же с ночевкой. И вот моя гипотеза. Британские спецслужбы, видимо, хотели максимально избежать инцидентов и попросили своего агента прощупать эстонских зеленых. Обстоятельный Юкка, получающий от англичан хорошие деньги, был в состоянии посылать наружку за всеми потенциальными координаторами экологов, которые попадали в его поле зрения. Будь я таковым (а вероятность продвинутого экологического сознания у украинцев после Чернобыля немалая), я бы, наверное, не теряя времени, встретился в Таллине со своими единомышленниками. Убедившись, что я приехал в Эстонию по другому делу, Юкка дорогостоящую операцию — хотя и проводил ее с помощью любителей-краснодеревщиков — тут же отменил. Случайно или нет, но в Эстонии его основательность позволила инцидент с медвежьими шапками исключить. А вот агенты англичан в Латвии с этой задачей не справились.
Это единственное правдоподобное объяснение, которое я нашел. И то здорово — часто после операций у меня остаются вопросы, ответов на которые я не получу никогда.
Но — раз уж я вспомнил об этой истории — еще больше я жалею, что вместе с примеренной на время чужой, выдуманной жизнью расстаюсь навсегда с реальными людьми, которые ее населяли. Как вот в Таллине с Ольгой, с Арне, даже с Августом. Хотя по прошествии времени мне иногда начинает казаться, что та моя жизнь, на задании, жизнь украинского металлурга Александра Диденко, была настоящей. Я усилием воли возвращаю себя к психической норме (которой, как известно, не существует); я говорю себе, что вот эту жизнь, жизнь Пако Аррайи, я действительно проживаю, а та была ложной. Но тогда и все эти реально существующие люди, встреченные мною в придуманной жизни, начинают становиться призрачными. И я ведь знаю, что с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента я никогда не смогу увидеть их снова, чтобы убедиться в их реальности.
Это как сны, которые смешиваются с действительностью настолько, что вы перестаете отличать одно от другого. Нет, буддисты несомненно правы: этот мир — мир иллюзии.