Смерть бродит по лесу
Шрифт:
– Судье, как бы не так! – Мистер Тодман так заволновался, что ради разнообразия отошел от одного из правил вежливости Тисбери: каждый раз повторять имя лица, к которому обращаются. – Что он понимает? Да и судья он не настоящий, а просто глупый старикан, которого вытащили из канавы, чтобы сидел в кресле и не давал людям вступить в их законные права!
– Я ничего не могу поделать, мистер Тодман. Если закон считает, что я могу остаться, я останусь, пока не подыщу себе другое место.
– И когда это будет?
– Не известно, мистер Тодман. Возможно, очень скоро. Возможно, нет.
Мистер Тодман сменил тактику.
– Вы уйму лжи нагородили
Миссис Пинк вздрогнула, будто вырванная из безмятежности, которую хранила до сего момента.
– Что вы этим хотите сказать, мистер Тодман? – воскликнула она. От страха ее голос стал пронзительнее.
Мистер Тодман понял, что его выстрел наугад попал в цель, но явно был не способен воспользоваться преимуществом.
– Уйму лжи, – повторил он. – Я все слышал, и другие тоже. Вам бы надо быть осторожнее, говорю вам, миссис Пинк.
– Я поклялась на Библии говорить только правду, – твердо заявила миссис Пинк. – И если я сказала хоть слово неправды… – Она оглянулась по сторонам, помолчала и продолжила с вызовом: – Пусть Бог разразит меня на этом самом месте!
Мистер Тодман был ошарашен. Он с надеждой посмотрел на нее, проверяя, примут ли ее вызов, и, увидев, что противница все еще сидит на стуле и как будто жива-здорова, медленно направился к двери. Но ему еще было что сказать напоследок.
– Я ухожу, – заявил он, – но помяните мое слово, миссис Пинк. Моя Марлен тут поселится так или иначе, и очень скоро. Закон там или не закон. Я вас предупреждаю.
– Через мой труп, мистер Тодман.
– Если хотите, миссис Пинк!
Дверь за ним захлопнулась.
Миссис Пинк вернулась за письменный стол и вставила новый лист в пишущую машинку. Но понадобилось время, прежде чем она взяла себя в руки, чтобы возобновить работу. «Уйма лжи!» – мысленно повторила она. Никто раньше даже предположить подобного не смел! А теперь… Но она же не лгала… Такое ложью не назовешь… И потом, она ведь все объяснила Богу в церкви, и он заверил ее, что понимает. Ее совесть чиста, как всегда. Но поймет ли мистер Тодман, если когда-нибудь узнает? И тот милый немолодой джентльмен, который так странно на нее посмотрел, а затем сказал, что она может остаться в коттедже? Почему Господь предрешил возложить такую ношу на свою слабую служанку Марту Пинк? Она взглянула в настенный календарь. Уже недолго осталось, прошу, Господи!
Миссис Пинк начала печатать письмо от имени Ассоциации нравственного благополучия и за этим занятием забыла о собственных заботах. Но они вернулись снова, когда после дел на благо других пришлось заняться личными проблемами. В груде бумаг у нее на столе имелось письмо, оно пришло сегодня утром на ее имя из фирмы лондонских стряпчих.
«Мадам… – начиналось письмо. – Нами получено уведомление…»
Миссис Пинк читала и перечитывала строки, покачивая головой в тупом отчаянии. Слова и цифры колыхались у нее перед усталыми глазами.
Совершенно несчастная, она наконец собралась с духом написать ответ.
Глава четвертая
Очаровательная миссис Рэнсом
Узкая извилистая дорожка ответвляется от шоссе за коттеджем Генри Спайсера. Оттуда она поднимается в долину, разделяющую северный склон Тисового холма надвое, но, чтобы крутить педали, подъем там слишком крутой даже для самого атлетического юноши. Годфри Рэнсом на особенный атлетизм не притязал. У первого же поворота он спешился и покатил сэра Гая Харвила наверх. Он не слишком спешил и у каждого второго поворота позволял себе перевести дух. Годфри уже опоздал к чаю, но сомневался, что мать поднимет из-за этого шум. Как он сказал миссис Пинк, он не слишком хорошо ее знал, но за последние несколько дней понял, что при всех недостатках матери суетность к ним не относилась. Определенно очко в ее пользу.
Если подумать, рассуждал Годфри, скользя взглядом по темным верхушкам тисов, спускавшихся к долине Диддер, у его матери немалое число очков в ее пользу – гораздо больше, чем можно было бы предположить по намекам, которые его отец бросал время от времени. В своей методичной манере Годфри взялся их перечислять. Она исключительно привлекательна. Даже его отец не мог этого отрицать. Более того, мать умна. Жаль, конечно, что ее не научили применять свой ум где следует, но ее не одурачишь. И наконец, она, несомненно, добра. Это самое важное качество из всех, оно перевешивает разные мелочи, например ожидание от сына пунктуальной явки к чаю. Это, конечно, не все, но для начала достаточно. В целом нет причин, чтобы пасхальные каникулы не удались. В любом случае эксперимент обещает стать интересным. Подхватив велосипед, Годфри продолжил подъем.
Мэриан Рэнсом в этот момент безмятежно сидела в салоне, курила и рассматривала бокал хереса. Она думала о сыне, но, как он справедливо предположил, не слишком из-за него переживала. За свою весьма разнообразную жизнь Мэриан редко из-за чего-либо переживала. Когда ее брак с профессором Рэнсомом обернулся прискорбным провалом, она тихо оставила его ради его университетского коллеги помоложе. Последовавшие затем суету и переживания, а они были немалые, Мэриан предоставила другим. Если она и жалела, что оставила своего двухлетнего сына его отцу, то о том не говорила. Взлеты и падения в течение следующих пятнадцати лет ни в коей мере не умалили ее невозмутимости. Когда после внезапной смерти профессора Годфри осенило, а не погостить ли у матери на каникулах, она, как и прежде, готова была принять предложенные ей новые впечатления. До сего момента Мэриан о том не пожалела, извлекая некое недоуменное удовлетворение из наблюдений, что строго академическое воспитание способно сотворить из ее плоти и крови.
Бокал был почти допит, когда наконец появился сын.
– Так-так, Годфри, – произнесла она лениво-мурлыкающим тоном, – судя по твоему виду, херес пойдет тебе на пользу. Чай накрыли и убрали давным-давно.
– Мне не слишком хочется хереса, – отозвался он. – Я попрошу Грету заварить мне чаю.
– Только будь осторожен, ладно? Сам знаешь, как темпераментны эти австрийцы. Она в любой момент может заявить, что увольняется.
– Все будет хорошо, – заверил Годфри. – Я расскажу ей немецкий анекдот, и она сделает все что угодно.
Он отсутствовал довольно долго, но вернулся с заставленным подносом. Миссис Рэнсом посмотрела на него с завистью.
– А мне она сказала, что заварных пирожных не осталось, – усмехнулся она. – Вероятно, приберегала их для себя. История была смешная, Годфри?
– Ее как будто позабавила. Грета рассказала мне две в ответ. Одна, – он нахмурился, атакуя пирожные, – была не слишком приличная.
– Мой бедный Годфри! Какая, наверное, была для тебя мука. Но сколько всего я упускаю, не зная немецкого! Как-нибудь ты должен меня поучить. Не испорть себе аппетит перед обедом. Милый мистер Уэндон только что привез свиной отруб. Грета собирается приготовить из него что-то очень континентальное.