Смерть эксперта-свидетеля

Джеймс Филлис Дороти

Дом его – Скуп-хаус – не очень-то хорошо смотрелся в этот темный ноябрьский вечер. Неудивительно, что агенты по продаже недвижимости в последнее время никого не присылали посмотреть дом. Время года было неудачное. И сам дом, думал инспектор, мог бы служить памятником неудачного расчета. Он купил его меньше чем за семнадцать тысяч, но истратил еще пять на улучшения, надеясь продать по меньшей мере за сорок. Но это было еще до того, как спад поломал расчеты гораздо более опытных торговцев недвижимостью, чем он сам. Сейчас, когда дела на рынке недвижимости шли туговато, ничего не оставалось, как ждать. Он вполне мог потянуть с домом, пока

дела на рынке не улучшатся. Однако он вовсе не был уверен, что ему удастся еще потянуть с разводом. Не было даже уверенности, что он этого хочет. С браком тоже вышел просчет, но – если учесть тогдашние обстоятельства – вполне понятный. Дойл не тратил времени на напрасные сожаления.

Два высоких прямоугольника света, льющегося из окна верхней гостиной, должны были бы сулить желанное тепло и домашний уют. Вместо этого свет таил в себе некоторую угрозу: Морин была дома. Но куда же еще, спросила бы она, могла она деваться в этот тоскливый ноябрьский вечер? Куда пойти в этой захолустной деревушке, в этой сумрачной Восточной Англии?

Морин уже покончила с чаем, но поднос все еще стоял рядом с ней: бутылка из-под молока с вмятой внутрь крышкой, кружка, ломти резаного хлеба, вылезающие из обертки, брусок масла в грязной масленке и магазинный фруктовый пирог в нераскрытой коробке. Дойл почувствовал, как его охватывает привычное раздражение, но не произнес ни слова. Как-то раз, когда он упрекнул ее в неопрятности, она лишь пожала плечами:

– Да кто это видит? Кого это заботит?

Он это видел, и его это заботило, но прошло уже много месяцев с тех пор, когда она принимала его в расчет.

– Я собираюсь пару часиков вздремнуть. Разбуди меня в семь, ладно?

– Ты что, хочешь сказать, что мы не поедем в Чевишем на концерт?

– Господи, Морин, ты же вчера вопила, что тебе до лампочки эти концерты! Детская самодеятельность. Забыла?

– Конечно, это вовсе не сенсация года, но мы, по крайней мере могли бы куда-то выйти. Выйти прочь отсюда. Прочь из этой помойки. Вдвоем – ради разнообразия! Можно было бы одеться как следует. И ты говорил, мы потом поедем в китайский ресторан в Или.

– Ну, прости. Я же не знал, что мне поручат убийство расследовать.

– И когда же ты вернешься? Или и спрашивать бессмысленно?

– А Бог его знает. Я должен заехать за сержантом Бийлом. Надо еще парочку людей повидать, которые в Маддингтоне на танцах были. Особенно того парня, Барри Тэйлора, – ему придется кое-что нам объяснить, В зависимости оттого, что он скажет, мне может понадобиться снова заехать к мужу.

– Это доставит тебе такое удовольствие, верно? Если заставишь его кровавым потом облиться. Ты ведь поэтому и в полицейские пошел – тебе нравится, что люди тебя боятся, не так, что ли?

– Ну, знаешь, это так же глупо, как заявить, что ты пошла в медсестры, потому что обожаешь горшки выносить.

Он бросился в кресло и прикрыл глаза, отдаваясь во власть дремы. Снова увидел перепуганную физиономию того парня, почувствовал запах пота. Но парень прекрасно выдержал первый допрос. Адвокат, который на нем присутствовал, больше мешал, чем помогал клиенту, которого видел впервые в жизни, и недвусмысленно давал понять, что вообще предпочел бы его никогда больше не видеть. Парень твердо придерживался своей версии, что они, мол, поссорились на танцах и он рано ушел. Что она не вернулась домой к часу ночи. Что он отправился ее искать и прошел по дороге и через

меловое поле. Домой вернулся примерно через полчаса. Он никого не видел и не подходил ни к меловому карьеру, ни к брошенной машине.

Версия была отличная: простая, без лишних подробностей и, возможно, правдивая во всем, кроме одной важной детали. Но, если им повезет, заключение экспертов о ее крови и о пятне на его рукаве, крохотные остатки песчаной почвы и пыли из машины на его ботинках, будет готово к пятнице. Если Лорример останется в Лаборатории допоздна – а так оно обычно и бывает, – анализ крови можно будет получить уже завтра. Вот тогда-то и возникнут подробности, несоответствия и в конце концов истина.

Морин спросила:

– Кто еще был на месте убийства?

Она даже не сочла за труд спросить о чем-то, подумал Дойл. Это уже кое-что. Он ответил сонно:

– Лорример, кто же еще? Этот никогда не упустит такой возможности. Не доверяет. По-моему, просто он считает, что никто из нас не знает своего дела. Ну и, как обычно, имели полчаса простоя – ждали, пока док Керрисон подъедет. Лорример прямо с ума сходил от злости. Он сделал все, что полагается на месте убийства; ну, во всяком случае, все, что можно сделать, и должен теперь свой зад морозить вместе со всеми, поджидая, пока этот гений патанатомии прибудет с полицейским эскортом и сообщит нам новость, что-то, что мы сочли трупом, действительно – вот сюрприз, так сюрприз! – является трупом и мы можем спокойно увозить мертвое тело.

– Ну, судебный патанатом делает не только это.

– Конечно. Но на месте преступления – не так уж много. Его работа начинается потом. – И Дойл добавил: – Извини, я не мог позвонить. Я пытался, но у тебя было занято.

– Думаю, я как раз с папой разговаривала. Его предложение остается в силе: ты получишь место ответственного за безопасность в его Организации. Но долго он ждать не сможет. Если ты не решишь до конца месяца, он даст объявление в газеты.

«О Господи, неужели опять? Только не это!» – подумал он.

– Хорошо бы твой папочка не говорил об Организации. А то семейная корпорация начинает выглядеть, как мафия какая-нибудь. Если б речь шла о мафии, я, может, и соблазнился бы. Но у папочки всего-то три задрипанных дешевых магазина, продающих задрипанные дешевые костюмы задрипанным идиотам, которые не могут отличить приличное сукно от паршивого, даже если им это сукно под самый нос сунут. Может, я и подумал бы о том, чтобы войти в дело, если б милый папочка уже не взял в содиректоры старшего братца, который ждет не дождется его место занять, и если бы он не дал мне ясно понять, что терпит меня исключительно потому, что я твой муж. Но пусть меня черт заберет, если я соглашусь бездельничать там, как какой-нибудь сраный дежурный администратор, и следить, чтобы какой-нибудь бродяга подштанники не спер, хоть мне и присвоят почетное звание ответственного за безопасность. Я остаюсь на своем месте.

– Ну да, ведь тут у тебя такие полезные связи. Интересно, что она имеет в виду? Он был очень осторожен и никогда ничего ей не говорил. Но ведь она вовсе не дура. Могла и догадаться.

– Ведь тут у меня – моя работа, – сказал он. – Ты ведь знала, на что шла, когда согласилась за меня выйти.

Но ведь на самом деле никто этого знать не может, подумал он. Никогда.

– Не жди, что застанешь меня здесь, когда вернешься. Это была хорошо и давно знакомая угроза. Он ответил небрежно: