Смерть ей к лицу
Шрифт:
И, разумеется, остаться в живых.
Все шестеро были величинами, с помощью которых задачка решалась. Причём неважно было, какая из величин окажется в минусе, какая в плюсе — и окажется ли вообще кто-либо в плюсе.
Каждый из шестёрки считал, что он сам кузнец своей судьбы. И все они ошибались. Потому что это судьба играла ими, решая задачку и играя этой шестёркой, как ей заблагорассудится.
Глава 8. Лора Лемеш
И вот я снова у старенькой избы с покосившимся заборчиком.
Куриное племя во главе с разноцветным петухом — хохолок его свешивался набок, словно он только что получил взбучку, — прямо возле крыльца клевало разбросанное по земле зерно.
Когда я сделала несколько шагов к дверям, часть кур с шумом разбежалась в стороны. А петух недовольно заквохтал и принялся рыть одной ногой землю, аки конь, готовый галопом припустить с места. Вот же зараза, еще и клюнет ненароком, промелькнуло у меня. И я невольно притормозила, решая, каким ма-каром убрать с дороги противного петушару, да так, чтобы тому неповадно было точить на мою личность свой приплюснутый клювишко.
Активные действия в отношении птицы применять не пришлось. Дверь избы распахнулась, и на крыльцо выбрался мой давешний знакомый, пожилой мужчина.
— Ба, мил девица, — удивленно округлил он свои глазёнки. — Вот так раз. С чем тэпять пожаловала?
— Доброго здравия, — пробубнила я, косясь на воинственного петушару.
— Брысь, пернатые, — взмахнул рукой хозяин дома, отгоняя и кур, и петуха от крыльца. Последний отпрыгнул и стал звать к себе своих подруг, прекратив обращать на меня внимание. — Здравия доброго, мил девица. Неужто опять весточку привезла?
А помнит, гляди-ка ты. Все помнит. И тем лучше.
— Можно с вами поговорить? — вежливо осведомилась я.
Он прищурился, поскреб свой небритый подбородок и, тяжко вздохнув, — дескать, что ж поделать, не отвязаться, видимо, иначе от тебя, — кивнул утвердительно седой башкой. После чего закрыл дверь избы, подумал с секунду и запер ее на щеколду. Ага, значит, мамаша Марины в доме, и ее супруг предпринимает шаги, дабы та не наделала глупостей в связи с приездом незваной гости.
— Айда, — по привычке позвал он меня за собой. И направился в уже известный мне сад. Где и уселся на скамейке под развесистой яблонькой, за деревянным столиком.
Я пристроилась напротив хозяина. Тот услужливо придвинул мне миску с клубникой (уродилась она, видимо, у него в этом году), но на данном этапе ягоды меня мало волновали.
Я достала из кармана джинсов две фотографии, взглянула сначала сама на них, а затем, выбрав одну, протянула собеседнику.
— Посмотрите. Это ваша дочь. Вернее, прошу прощения, падчерица.
Он осторожно взял снимок, словно боясь, что Марина неожиданно сейчас материализуется, выпрыгнет из фотки и набросится на ненавистного ей человека, с которым спуталась много лет назад её мать.
— Н-да, — снова поскреб он подбородок, внимательно глядя на фотографию. — В общем, мало изменилась. Такая же красавица. Н-да. Ну совсем не изменилась. Хотя и десять лет уже прошло.
— Снимок сделан несколько раньше. Года три назад.
— А? — Он встрепенулся, прерывая свои воспоминания. И с недоумением посмотрел на меня, будто я только что сморозила несусветную чушь. Затем, всполошившись, залепетал: — Да-да, хотя… Всё равно. Словно и нет этих лет. Словно и не видел ее столько. Вот, кажется, совсем недавно расстались.
— А эта как? — Стараясь говорить как можно спокойнее, я в ту же секунду пододвинула к нему вторую фотографию, на которой также была Марина, но несколько иная, в другой одежде, выходящая из универмага с сумкой через плечо.
Отчим Марины положил первый снимок на стол и взглянул на второй. Сначала на его лице ничего не отразилось. Он придвинул фотографию к себе поближе и вгляделся. Не удовольствовался этим и, подхватив снимок, поднес его к глазам, прищурился.
Что-то ему не понравилось. Он отодвинул снимок от себя и снова взглянул на него; Затем перевел взгляд на меня.
— Ну, вроде Марина. А что?
— Уверены? — Я тут же с усмешкой задала каверзный вопрос: — А если я скажу, что это не она?
Моя каверзность достигла цели.
Отчим Марины побелел, затем покраснел, после чего крякнул, схватил уже обе фотографии и принялся смотреть то на одну, то на другую. Потом бросил их на стол, поднялся и гаркнул:
— Посиди-ка. — И поспешил к дому.
Через несколько минут вернулся с огромным бутылём, в котором плескалась тёмно-коричневого цвета жидкость, и двумя стаканами.
— Бражка. Собственного розливу, — прокомментировал хозяин, водружая свою ношу на стол.
— Не пью, — заявила я. — За рулём.
— Зато я не за рулём, мил девица, — хохотнул хозяин и плеснул жидкости в гранёный стакан, плеснул по самые берега.
«Хукнув» в сторону, он мощными глотками осушил стакан, поставил его со стуком на стол и уселся на прежнее место, облегченно вздохнув.
Посмотрел на меня внимательно и наконец задал вопрос, который его в данный момент шибко заинтересовал:
— Ты кто такая будешь, а? Из милиции — или ещё как?
— Или ещё как, — отозвалась я. — Я по просьбе мужа Марины. Беспокоится он очень за неё.
— А что так? — удивился собеседник. — Что там за неё беспокоиться? И почему сразу так не сказала? А то — весточку, понимаешь ли.
— Были на то причины. А беспокоится её муж именно из-за этого. — Я кивнула на два снимка. — Ему кажется, что Марины… как бы две.
— Кажется, говоришь? — не поверил хозяин дома. — Ну и почему? Что именно сейчас? Десять лет не казалось, а тут на тебе, да?