Смерть ей к лицу
Шрифт:
Короче, я постаралась сделать всё возможное, чтобы из нашего номера доносились звуки, свидетельствовавшие о свершении акта прелюбодеяния.
Лазутин принялся лакать вино прямо из бутылки. И всё поглядывал на меня, как бы спрашивая — достаточно ли? И в какой-то момент я так и сказала:
— Достаточно.
Лазутин прекратил пить. Икнул и поставил бутылку на пол. После чего провел тыльной стороной ладони по влажным губам и выжидательно на меня уставился.
Я взглянула на часы.
Дольше тянуть не стоило. Теперь предстояло совершить самое важное. То, от чего зависел не только стопроцентный «уход» Лазутина. От этого зависела и дальнейшая моя судьба.
Совершить оплошность я не имела права. А посему мне предстояло сосредоточиться — и довершить начатое. Уж постараться. Хотя бы ради себя.
— Ложитесь, — шикнула я в сторону Лазутина. Тот чуть не поперхнулся.
— Чего? — Брови его взлетели вверх.
— Ложитесь на кровать. — Я указала на ложе.
Лазутин наконец сообразил, что от него требуют, и послушно улёгся на указанное место.
Я вытащила из сумочки пакетик с кровью и аккуратно надрезала его ножничками из своего маникюрного набора. Ненужные предметы убрала обратно в сумочку, оставив у себя только пакетик с темно-красной животворной жидкостью.
— Не двигайтесь, — предупредила я банкира. И плеснула из пакетика жидкость ему на голову, в область виска.
Лазутин всё же дернулся. И капли крови попали ему на рубашку, а также несколько на постель.
— Я же сказала, не двигайтесь, — выразила я своё неудовольствие. И ещё малость оросила бурой жидкостью застывшего после моих слов Лазутина. Оросила в области головы. Затем немного крови пролила на ковролин, в районе тумбочки, и на угол самой тумбочки, поближе к кровати. Кровать тоже вымазала кровью.
— Подержите, — протянула я ему пакетик с жидкостью. Банкир приподнялся с кровати. Кровь, нанесённая на висок, потекла мимо уха и ручейком стала стекать к шее. Он хотел было ее остановить рукой, но я не позволила. — Не трогайте. Так хорошо.
Очень даже хорошо. На самом деле — будто он только что шмякнулся виском об угол тумбы. И теперь заливался кровавыми сгустками. Угу, угу. Можно пока поаплодировать мне.
— Держите, — повторила я. Он несколько брезгливо, но всё-таки подхватил пакет. — И не упустите. Щас будет немного бо-бо.
Я растопырила перед его носом пальцы, обтянутые латексными перчатками, словно приноравливалась, какой шмат человеческой плоти отхватить.
Он насторожился. Мои действия ему не понравились. Особенно подкрепленные недвусмысленными словами насчет «бо-бо».
— Что вы хотите делать?
— Вырву клочок ваших волосиков.
Он дёрнулся, будто данную процедуру я уже начала осуществлять, однако пакетик, как я и наказывала, не упустил. Молодец. Будем надеяться, что сладит и со своими нервишками.
— А может, это лучше проделать ножницами? — заискивающим тоном проговорил банкир, уставившись на меня с мольбой в глазах — словно на иконостас глядел.
Но я была непреклонна. Ну уж нет, пусть немножко покряхтит — для своего же блага.
— Не пойдёт, — мотнула отрицательно головой. — Всё должно быть правдоподобно. Стрижку разом просекут.
Он тяжко вздохнул. И зажмурился. Ох, какие мужики нежные, ну прямо хоть плачь.
Одну руку я положила ему на голову, как бы уперлась в нее, а второй рывком выдернула клок волос — совсем небольшой, однако Лазутину, по-видимому, показалось, что я лишила его всего скальпа. Он подскочил, вскрикнул и изо всех сил сжал в руке пакет с кровью, будто боялся, что еще немного — и упустит его.
Я звонко засмеялась. Затем хмыкнула потише в сторону прослезившегося банкира.
— Надеюсь, ваши возгласы примут за обалденный оргазм.
— Угу, — кривясь от боли, пробубнил Лазутин. — Я такого оргазма ещё в жизни не получал.
— Ну вот. Что-то и новенькое, — обрадовалась я; и в следующую минуту занялась тем, что стала прикреплять вырванный из головы Лазутина клок волос к выпачканному кровью углу тумбочки.
Покончив с этим занятием, отступила на шаг и склонила набок голову — сначала в одну сторону, затем в другую, — как бы оценивая результаты своего труда. Мне показалось, что созданная мною картинка выглядит довольно правдоподобно.
— Думаете, достаточно, чтобы решили, что я ударился об угол этой «этажерки»? — подал голос Лазутин.
— Сами ударились, либо я подняла тумбочку и опустила её вам на висок — какая разница? Главное — следы имеются, и очень даже убедительные.
Лазутин насупился. Ему хотелось верить мне. И всё же сомнения грызли.
— Факты налицо, — продолжала я комментировать и попутно убеждать Лазутина. — Следы крови вашей группы на остром углу тумбы, капли той же крови на ковролине и постели. Плюс волосы — опять же ваши. Так что вывод следствия можно заранее предугадать: вас двинули тумбой по голове либо вы нечаянно ударилиеь сами. И каюк. Летальный исход, так уж получилось.
— И что дальше?
— Девица, с которой вы пытались весело провести ночку, испугавшись, решила избавиться от трупа. Или не испугавшись. Но все равно — не пожелала оставлять здесь труп. Над причинами пусть ломают головы пинкертоны. Главное для нас — у них будут твёрдые доказательства, что блондинка грохнула вас — нечаянно или чаянно — и поспешила избавиться от трупа.
— Уверены, что такие доказательства будут?
— Уверена.
Я подошла к окну, аккуратно, стараясь не производить даже малейшего шума, открыла его и выглянула наружу. Ночная прохлада ударила мне в лицо. И приятно освежила.
Окно выходило на тыльную сторону здания. И эта сторона мотеля ничем не освещалась.
— Будем выбираться отсюда? — догадался Лазутин.
— Непременно. Первый этаж. Правда, высокий, но ничего. Ножки не сломаем.
— Возле входа в мотель кто-то из моих людей обязательно дежурит, — предупредил Лазутин,
— Положитесь на меня. Я знаю этот мотель. Так что мы выберемся.
Он подошёл ко мне и глянул из-за моего плеча в чёрный проём окна. Из-за громко орущего телевизора ночных звуков мы не расслышали. Можно было лишь созерцать кусок неба с блестящими точками звезд да темные причудливые силуэты вырисовывающихся вдали деревьев.