Смерть ей к лицу
Шрифт:
Заглушив движок, он выбрался из «Хонды» и протянул ключи дедку:
— Держи, Петрович. Если через два дня не вернусь — машина твоя.
У Петровича что-то забулькало в глотке. Он был не готов к таким подаркам.
— Как моя яхта? — тут же, отходя от строения, спросил Антон Валерьянович.
— Так в «отстойнике» она. И не на ходу. Мы уж мотор начали перебирать. К вашему походу… Зима-то…
Антон Валерьянович чертыхнулся. Но думал недолго. Каждая минута, каждая секунда промедления приближала его к гибели.
— А что на ходу? — тут же, выпалил он.
— «Комета».
— Ключи есть?
— Дык запасные.
— Давай, Петрович, сюда.
Дедок попятился и отрицательно замотал головой.
— Петрович, я тебе машину оставляю, — урезонил дедка Антон Валерьянович. — А ты жмешься. Скажешь, что я тебе в морду дал. И забрал ключи силой. Ну?
— Ды что стряслось-то, Антон Валерьянович? — в ужасе забормотал старик.
— Стряслось. Выручай. Я же тебя всегда выручал, а?
С шумом выдохнув воздух, Петрович махнул рукой, зашёл в здание яхт-клуба, через минуту вышел оттуда и протянул ключи Антону Валерьяновичу.
— Няхай отобрали, — согласился он.
Но Антон Валерьянович уже не слушал Петровича. Огибая камни, он поспешил к причалу.
Его яхта стояла в стороне от причала на отгороженном металлической сеткой участке, где, кроме «Бригантины», находилась еще одна посудина — поменьше.
Антон Валерьянович спрыгнул с камня в море и, не обращая внимания на ледяную воду, пошел вдоль сетки. Со стороны моря в сетке была проделана дыра. Через нее он и добрался до своей яхты. Уцепившись за край борта, подтянул свое тело и забросил его на палубу.
Немного отдышавшись, он поднялся на ноги и поспешил в капитанскую каюту. Там он пробыл недолго. А когда вернулся, в руке у него был металлический кейс.
Он спрыгнул с яхты в воду и тем же путем, каким пришёл сюда, двинулся обратно — на берег.
Когда он выбрался из воды и собрался пробежать к стоявшей у причала «Комете», то понял, что опоздал.
На камнях, на пути к причалу, сидели двое. Мужчина и женщина. Они сидели и мирно беседовали. Он их знал — очень хорошо.
Он дёрнулся назад, но тут же увидел направленный на него зрачок пистолета, который держал в руке мужчина.
А женщина с милой улыбкой, как к доброму знакомому, обратила к нему своё спокойное лицо:
— Здравствуйте, Эдуард Афанасьевич.
Глава 3. Лора Лемеш
Прошло время, и я его все-таки увидела. Конечно, лицо совсем другое, но глаза были все те же. Они, как и взгляд, не подвластны пластической операции.
И что самое интересное — он на самом деле в конце концов оказался на краю. Только не пропасти с негашеной известью на дне. Он стоял на кромке берега. Внизу плескалась вода. И все же ассоциация была. Я мечтала его увидеть вот таким — растерянным, у обрыва в бездну. Что ж, в некотором смысле я это получила.
Слышались удары о причал свинцовых волн. Прекрасный фон, чтобы обескураженное молчание человека, только что выбравшегося из ледяной воды, звучало как признание своего поражения.
— Ты… — только и вымолвил он.
— Я, — не стала оспаривать я сей факт и голосом старика Пафнутьевича проскрежетала. — Не ожидали меня увидеть, коллега?
Мне показалось, что Лазутин сейчас свалится в море и утонет. Рано, голубчик, рано. Мне хотелось еще многое ему сказать. И кое-что выслушать в ответ. Так что, если бы он ухнул на дно морское, пришлось бы его вытаскивать. А жутко не хотелось мокнуть. Слава богу, не пришлось.
Лазутин удержался на краю, лишь зашатался, как от пощечины.
— Не мо-ожет быть, — заикаясь, просипел он.
— Может, — уверила я его. — На несколько размеров больше, свободная одежда, ковыляющая походка. Прекрасная работа визажиста. Умело наложенный грим — и старик-адвокат готов. Разумеется, неплохие актёрские данные у исполнителя роли, — не удержалась я от бахвальства.
— Боже! — Он застонал, затем замычал, наконец, словно о чём-то вспомнив, вытаращил на меня глаза: — А… Это… Рукопись. Ты, что ли, её написала?
— Ну зачем же, — вмешался Кондратьев, довольно поводив стволом у виска. — Писали профессионалы. Три человека. Одну часть писал один, вторую — второй, ну а третью, сам понимаешь, — третий. Причём никто из них не догадывался о существовании соавтора. Каждому давали отдельные задания — сюжетные линии. То бишь отдельные эпизоды, детали. А затем все три части уже четвёртый человек соединил вместе — и получился роман. Полностью отредактированный и готовый к печати. Сейчас многим писателям, дружок, живется нелегко — а мы х-хо-рошо заплатили. Неплохо получилось, да?
— Значит — это ты Чёрный Ворон? — икнул Лазутин.
— Мимо. Не я. Но это неважно. Для тебя уже не важно. Ты меня знаешь как человека, который под дождем сообщил тебе о смерти старикашки — и этого достаточно.
— З-зачем? — продолжая икать, упавшим голосом спросил Лазутин.
— А затем.
Кондратьев резко поднялся, подошел широким шагом к бывшему банкиру и с силой вырвал у него из рук кейс.
— А ты не дёргайся. Я в последнее время стал жутко нервным — палец на спусковом крючке постоянно скачет, — довел до сведения побелевшего человека Кондратьев, возвращаясь с поклажей на прежнее место, то бишь к камню.
Замки на «дипломате» были с кодом. И Кондратьев, подумав, вновь вернулся к Лазутину и протянул ему чемоданчик:
— Знаешь что. С некоторых пор мне что-то стали не нравиться твои вещи. Так что уж ты сам его открой.
И отошёл на несколько метров назад.
Лазутин приподнял кейс, набрал шифр на замках и безропотно щёлкнул, открывая «дипломат».
— Ну и спасибочки. — Кондратьев взял кейс, подошёл ко мне и положил его мне на колени, а сам уселся рядом на камень.
Я, как только что делал Лазутин, приоткрыла крышку. Внутри кейса лежали пачки дензнаков американского происхождения. Очень много. Больше, чем оставался мне должен этот банкиришка — теперь уже бывший. Впрочем, можно сказать, и бывший Лазутин. Сейчас он значился под другой фамилией. Только вот как ни называй — внутри-то он прежний.