Смерть и конюший короля
Шрифт:
Слышны голоса приближающихся Пилкингсов – Саймона и Джейн.
Джейн. Саймон, ты должен ее впустить!
Пилкингс. А тебе не надоело вмешиваться в мои дела?
Пилкингсы появляются перед решетчатыми воротами; на Джейн – халат; Саймон по-прежнему в полицейской форме; он то и дело взглядывает на записку, которую держит в руках.
Джейн. Господи, да меня же заставили вмешаться! Я спала… верней, пыталась уснуть, когда слуга принес мне эту записку. Разве я виновата,
Пилкингс. Он принес бы ее и к нам домой, так что дворец наместника тут ни при чем. Дело в тебе самой – он понадеялся на твою хваленую сердечность.
Джейн. Ох, ну будь же ты справедливым, Саймон! Он хочет тебе помочь. Ты забыл о его хорошем отношении к тебе – он просто решил отплатить добром за добро.
Пилкингс. Не нужна мне его помощь! Мне нужно, чтоб они оставили Элесина в покое – хотя бы до утра.
Джейн. Ему можно верить, Саймон. Он дал слово, что все обойдется мирно.
Пилкингс. Вот-вот! Я не люблю, когда мне угрожают.
Джейн. Угрожают? (Берет у Пилкингса записку.) Тут нет никакой угрозы.
Пилкингс. Нет, есть. Скрытая, но есть. «Единственный способ избежать завтра утром восстания…» Ну и наглец!
Джейн. Я уверена, что это не угроза.
Пилкингс. Угроза не угроза, а словечко подобрано весьма умело. Восстание! Я не удивлюсь, если он связался в Англии с леваками или анархистами. Он очень мягко стелет. – не для того ли, чтобы меня усыпить? Вот ведь черт, и надо ж было принцу приехать к нам именно сейчас!
Джейн. Да, но чем ты, собственно, рискуешь, Саймон? Так или иначе, а восстание – или, скажем, бунт – тебе сейчас, при его высочестве, совсем ни к чему.
Пилкингс (приближаясь к воротам). Ладно, посмотрим, что скажет он сам. Послушай… э… вождь Элесин, тебя хочет увидеть одна женщина. Она тебе не родственница, так что я не обязан допускать ее к тебе. Но она принесла записку от твоего сына – он просит, чтоб я пустил ее; а ты-то хочешь увидеться с ней?
Элесин. Я понимаю, про кого ты говоришь. Значит, она узнала, куда меня упрятали. Да и неудивительно – мой позор так смердит, что мне даже при всем желании трудно было бы спрятаться, ищейки тут не нужно.
Пилкингс. Если тебе незачем с ней встречаться, то скажи – мы ее быстренько отсюда выпроводим.
Элесин. Мне все равно, пусть придет. Я уже свыкся со своим позором – к чему его скрывать?
Пилкингс. Ладно, я сейчас ее приведу. (Уходит.)
Джейн (сначала колеблется, но потом подступает почти вплотную к решетчатым воротам). Поверьте, Элесин, муж хотел сделать – да и сделал – как лучше.
Элесин (со странной пристальностью разглядывает ее, будто стараясь понять, кто она такая). Ты жена регионального инспектора?
Джейн. Да, Элесин. Меня зовут Джейн.
Элесин. Вон видишь? – сидит моя жена. Она молчит. Мой разговор – с твоим мужем.
Пилкингс (подходя к воротам с Ийалоджей). Вот твоя посетительница. Но ты должен дать мне честное слово, что не наговоришь глупостей.
Элесин. Честное? Ты сказал, что хочешь услышать от меня слово чести, белый?
Пилкингс. Да, вождь. Тебя называют человеком чести. Вот и дай мне честное слово ничего не брать у нее, если она попытается что-нибудь передать тебе.
Элесин. Ты же наверняка обыскал ее – обыскал так, как никогда не решился бы обыскивать свою мать. Да и тут, в камере, стоят за моей спиной два твоих змееныша, которые угрожающе выпучивают все четыре глаза, даже если мне только хочется почесаться.
Пилкингс. Ну а я сяду на это бревно и буду следить за тобой в оба глаза, даже если тебе захочется моргнуть. И все-таки я требую, чтобы ты дал мне честное слово ничего не брать у нее.
Элесин. Моей честью распоряжаешься теперь ты. Она заперта у тебя в ящике письменного стола, где лежит твой рапорт о сегодняшних событиях. А честь всего нашего народа перечеркнута строчками тех предательских договоров, которыми твои хозяева связали по рукам и ногам наших бесхитростных людей.
Пилкингс. Что ж, тебе видней, вождь. Я не хотел придерживаться буквы закона, но, раз ты ударился в политику, мне придется строго выполнять инструкции. (Проводит на земле черту концом веточки, которую он держит в руках.) Мадам, вы должны стоять за этой линией и не приближаться к воротам. Стража!
Констебли вытягиваются по стойке «смирно».
Если посетительница переступит эту черту, дайте мне знать свистком. Пойдем, Джейн.
Пилкингсы уходят.
Ийалоджа. Как отважно чванится перед голубем уж, похвалившийся выйти на битву с орлом!
Элесин. Мне не нужна твоя жалость, Ийалоджа. Я знаю – у тебя есть какое-то известие для меня, иначе ты не пришла бы сюда. Даже если это проклятия моих сородичей, я готов их выслушать.
Ийалоджа. Ты храбр с прислужником белого короля, который помог тебе укрыться от смерти. Вернувшись, я расскажу твоим собратьям вождям, как искусно ты сражаешься с ним – на словах.
Элесин. У тебя есть все основания презирать меня, Ийалоджа.
Ийалоджа (гневно). Элесин, я предупреждала тебя: тот, кто засеял чужое поле, рискует пожать лишь хлопоты и проклятия! Как ты посмел притвориться отцом, не посмев отправиться потом к праотцам? Кто тебя научил столь дерзостному притворству?
Невеста горестно всхлипывает, и, заметив ее, Ийалоджа еще презрительней обращается к Элесину.
Пустобрех-подорожник чванится пустоцветом, скрывая свою бесполую сущность, и мерзостно оскверняет плодородное лоно – да как ты решился на такое кощунство?