Смерть и немного любви
Шрифт:
– Выходит, чтобы поступить на работу в милицию, пришлось солгать? – засмеялся Антон. – Забавные штуки жизнь выкидывает.
– Не солгать, а утаить правду, – улыбнулась в ответ Надежда Ростиславовна. – Это не одно и то же.
– А по-моему, разницы нет. Кстати, попробуйте поискать заварку вон в той коробке, вы там еще не смотрели.
– В этой? Ох, и правда, смотрите-ка, вот она. Как вы догадались?
– Интуиция.
– …Почему вы уверены, что уже через десять минут после убийства из загса не мог выйти ни один человек?
– Потому что мой муж и Алеша…
– Муж моей родственницы, – поправила ее Настя.
– Да, правильно, муж моей родственницы. Они закрыли двери и никого не выпускали.
– Почему они это сделали? Кто им подсказал?
– Настя.
– Сестра мужа, – снова уточнила она.
– Да, сестра мужа.
– А почему это пришло ей в голову? Ей раньше приходилось сталкиваться с такими ситуациями?
– Она прочитала в своей жизни много детективов и знает, как и что нужно делать, – ответила Настя вместо Даши. – Послушайте, Слава, я понимаю ваше желание прозрачно намекнуть читателю, что в загсе оказался работник уголовного розыска, с которым вам удалось познакомиться. Оставьте вашу затею, ладно? Я все равно не допущу, чтобы Даша сказала хоть одно лишнее слово.
– Спасибо, Надежда Ростиславовна, чай получился отличный. Скажите, а ваша дочь с детства хотела быть юристом и работать в милиции?
– Нет, что вы, Антон, она с детства занималась иностранными языками и математикой. Я была уверена, что она пойдет по моим стопам и станет лингвистом. Как говорится, ничто не предвещало… И потом, с девятого класса рядом с ней постоянно был Алеша, а уж в том, что он станет выдающимся математиком, вообще никто не сомневался. Мы с мужем ожидали, что они будут поступать в университет на один факультет. Но, как видите, ошиблись.
– Разве она с вами не советовалась?
– Советовалась, конечно. Я ее отговаривала, а муж поощрял. Его аргументы оказались, видимо, сильнее. А почему вы об этом спрашиваете?
– Просто интересно. Профессия неженская, а ваша дочь, как мне кажется, вполне преуспевает в ней. Согласитесь, это повод для хорошего материала в нашей газете.
– Может быть, может быть, – задумчиво кивнула Надежда Ростиславовна. – Правда, насколько я знаю свою дочь, она никогда на это не согласится.
– Почему?
– Это трудно объяснить, – засмеялась она. – Характер такой, наверное.
– Разве Анастасия равнодушна к славе?
– Представьте себе, равнодушна.
– Этого не может быть. Все люди хотят славы, а женщины – в особенности. Я думаю, ее все-таки можно будет уговорить.
– Попробуйте, – усмехнулась Надежда Ростиславовна. – Но успех я вам не гарантирую.
К шести часам все наконец пришло в норму. Журналист и фотограф закончили работу и уехали, Саша приехал за женой даже раньше, чем обещал, на скорую руку выпил чай и увез Дашу домой. Чистяков, сидевший все это время неподалеку от дома на скамеечке с книжкой, увидел, как от дома отъехала желтая машина Шевцова, и тут же вернулся. Они остались втроем – Настя, ее муж и мать.
Настя никак не могла отделаться от ощущения, что мать стала ей совсем чужой. Она так давно жила за границей, что перестала чувствовать российскую жизнь, здешних людей, их проблемы и радости. Она не понимала, почему на метро ездить удобнее и быстрее, чем на машине, и Насте приходилось долго объяснять, что теперь автовладельцев стало на порядок больше, и улицы забиты машинами, и можно попасть в пробку, из которой не выберешься по меньшей мере час, поэтому покупать машину и ездить на ней она, Настя, не будет ни за что. Мать не понимала, почему так важно получить зарплату вовремя и почему об этом столько говорят.
– Нужно умело строить свой бюджет, – поучала она, – чтобы не оставаться ко дню зарплаты без копейки. Отложи один раз деньги и не трогай их, пусть они лежат как раз для того случая, когда вовремя не выдадут зарплату.
– Мама, дело не в том, что у меня не хватит денег и я буду сидеть без гроша, а в том, что сегодня я на свою зарплату могу купить, например, двести долларов, а через неделю – только сто девяносто. Доллар-то дорожает, не забывай, причем постоянно.
– Да? Никак не могу к этому привыкнуть…
Улучив момент, когда Леша оставил их вдвоем, мать спросила тихонько:
– Скажи, пожалуйста, этот фотограф, Антон… Ты давно с ним знакома?
– Неделю. А что?
– Ты его чем-то обидела?
– Нет. С чего ты взяла?
– Он тебя не любит.
– Перестань, мама, – с досадой поморщилась Настя. – Почему он должен меня любить? Кто я ему? Мы случайно познакомились в загсе, где произошло убийство. Я выходила замуж, а он работал, фотографировал.
– Нет, доченька, – упрямо возразила мать, – он злой. Он плохо к тебе относится.
– Мама, не выдумывай, пожалуйста. Почему ты решила, что он злой?
– Потому что он сразу решил, что тебя в милицию по блату устроили.
Настя расхохоталась, хотя на самом деле ей хотелось плакать.
– Мама, ты слишком привыкла жить среди сытых, довольных людей, у которых все в порядке и которые поэтому могут позволить себе роскошь хорошо ко всем относиться и всех любить. Ты слишком давно не жила в России, поэтому не знаешь, что в разговорах о блате сегодня уже нет ничего неприличного, их никто не стесняется и никому не приходит в голову по этому поводу обижаться. Мы все озлоблены, мы все друг друга ненавидим. Сегодня считается нормальным желать смерти человеку, если от этого можно урвать кусок. Раскрой глаза, мама! Посмотри, как мы живем!
Настя видела, что мать расстроилась, и корила себя за то, что не сдержалась. Нужно было разговаривать с ней помягче. Как же она сможет жить здесь, когда кончится ее контракт и ей придется вернуться? Жизнь в России меняется так быстро, что, уехав на три года, к ней придется адаптироваться заново. Может быть, мама снова продлит контракт и останется в Швеции еще на какое-то время? Сможет ли она жить с папой после такой долгой разлуки? Или даже он покажется ей злым и недобрым по сравнению с ее шведским возлюбленным Дирком Кюном, с которым Настя познакомилась, когда была в командировке в Италии?