Смерть и немного любви
Шрифт:
Он выбрал греков. И стал пристально искать среди окружающих его девушек и женщин ту, которая могла бы стать его золотой жилой. В идеале он представлял себе, что найдет молодую, в возрасте до тридцати пяти лет, деловую женщину, у которой все есть и которой муж нужен только для постели, а не для душевных разговоров, не для выполнения мужской домашней работы и не для пробивания ее безумных проектов. Он сразу поставит ей условие: он не лезет в ее дела, он не требует от нее внимания, ему не нужно, чтобы она за ним ухаживала, готовила ему по утрам завтраки и подавала их в постель. Ему не нужно, чтобы она ему доверяла свои секреты и делилась проблемами. Ему не нужно, чтобы она таскала его с собой на приемы и светские рауты, она может ходить на эти мероприятия с любовниками и поклонниками. Ему нужен минимальный достойный комфорт для себя и деньги для матери. За это он будет исполнять свой супружеский долг безотказно в любое время, в любом месте, в любой форме и с любой интенсивностью.
Но жизнь, как водится, оказалась от идеала далековата. Те женщины, которые уже чего-то добились, завели собственное дело и крепко стояли на своих стройных финансовых ногах, совершенно, как выяснилось, не нуждались в автоматических трахальщиках. Им нужна была душевная близость, теплота, нежность, дети. Им хотелось о ком-то заботиться или чтобы заботились о них. В любом случае Валерий, которого в этой жизни интересовали только философские учения древних греков, их никак не устраивал. Те же, кому нужен был голый секс, оказывались либо молоденькими и с финансовой точки зрения спорными, либо такими акулами, что с ними и в постель ложиться страшно было. Так что с выгодной женитьбой пока что не очень получалось, а мать тем временем снова поменяла квартиру, и они снова переехали…
И вдруг появилась Катя Голованова, студентка, так похожая на него, влюбленная в философию, знающая и тонко чувствующая материю. С ней было интересно разговаривать, с ней хорошо было гулять подолгу после занятий, до позднего вечера, потом провожать ее до подъезда и каждый раз убеждаться в силе своей привлекательности. Катя совершенно теряла голову, и, если бы на дворе было лето, они бы наверняка ухитрялись заняться любовью прямо здесь, на лестнице, между этажами. Но стоял декабрь, и одежды на них было многовато.
Еще немного, и Турбин бросил бы к чертовой матери своих любимых греков, сменил бы тему диссертации и защитился по политологии. Он уже почти готов был сделать Кате предложение и думал только о том, что сначала надо бы найти хату, где переспать с ней хоть разочек, а то как-то несовременно делать предложение девушке, с которой ни разу не был близок. Еще немного, и…
Но все сорвалось. Катя привела в институт свою подружку, богатую бездельницу Элю, дочку крупного фирмача. И Валерий отступил, дал слабину. Эля оказалась такой доступной добычей, у нее совсем не было мозгов, зато был южный темперамент и высокая потребность в сексе, а также богатый папа, который мог пристроить Валерия на какую-нибудь необременительную денежную работу. Мало ли в крупных фирмах непыльных должностей, где и уметь-то ничего не нужно.
Окрутить глупенькую хорошенькую Элю не стоило ни малейшего труда. Он видел, как страдает Катя, клял себя последними словами, но, выбирая между нею и греками, отдавал предпочтение грекам. Они все-таки были ему интереснее и нужнее.
Валерий был достаточно предусмотрителен, чтобы заставить Элю скрыть от родителей подачу заявления в загс. Он прекрасно понимал, что Бартоши не умирают от желания видеть его в своей семье, поэтому старался как можно меньше мелькать перед ними, чтобы у них сложилось впечатление, что он – просто очередной поклонник, никакой опасности не представляющий. Он хотел, чтобы Эля поставила мать и отца в известность уже после регистрации брака, когда сделать ничего нельзя будет и придется смириться. Но Элька, конечно, не выдержала и проболталась. Две недели перед свадьбой превратились в настоящий ад. Едкая и циничная Тамила проедала им печень рассуждениями о том, что нельзя жениться с бухты-барахты только потому, что захотелось в постель. Она была достаточно проницательна, чтобы правильно понять расстановку сил в паре, которую составили ее нежная избалованная девочка, привыкшая все получать по первому требованию, и нищий аспирант, привыкший все получать при помощи предмета, находящегося в лобковой зоне.
Он сцепил зубы и сказал себе, что продержится эти две недели до свадьбы, перетерпит грязные намеки Тамилы и Элькины истерики, зато через две недели все будет кончено. Тем более что сам глава семьи, миллионер Иштван Бартош, относился к жениху дочери вполне дружелюбно, в лобовых атаках жены участия не принимал и только сочувственно подмигивал Валерию. Турбину казалось, что Бартош относится к сложившейся ситуации как-то иначе, во всяком случае, зятя на произвол судьбы не бросит.
Две недели показались ему двумя десятилетиями – столько сил от него потребовалось, чтобы вынести все это. Вдобавок он получил удар оттуда, откуда и вовсе его не ждал – от собственной матери. Та отчего-то тоже воспротивилась его женитьбе. Может быть, боялась на старости лет остаться одна, может быть, ей не нравилась безмозглая бездельница Эля, а может, и совсем без причины, как бывает довольно часто у сверхзаботливых матерей: что бы ты там себе ни выбрал, оно мне уже не нравится.
Утром 13 мая Валерий Турбин проснулся с мыслью: я это сделал. Я выдержал. Я не сорвался, не нахамил Тамиле, не ударил Элю, хотя они обе этого вполне заслуживали. Я все вытерпел, не потеряв лица, не уронив своего достоинства. Заодно и продемонстрировал будущему тестю свою выдержку и хладнокровие. Авось пригодится в работе.
Ему казалось, что все уже случилось, что уже ничто не может им помешать. Они уже сели в машины, они уже едут в загс, они приехали, сдали паспорта инспектору и ждали, когда их пригласят на регистрацию. Ждать надо было совсем чуть-чуть, их очередь была первой. Но первой она была не с самого начала, сначала она была четырнадцатой, и только две недели назад Тамила добилась, чтобы их пропустили первыми. Однако ту пару, которой уже назначено было на 10 утра, никуда не денешь и не отодвинешь, и те, другие, тоже приехали к десяти часам. Правда, они вели себя спокойно, не скандалили, сдали паспорта и ждали вызова. Почти одновременно с ними подъехала и следующая пара со своими гостями. Турбин уже чувствовал себя мужем, как вдруг… И все рухнуло в один момент. Женщины забились в криках и рыданиях, приехала милиция, заведующей загсом стало плохо, ей вызвали «Скорую». И Тамила, стерва черноглазая, своего не упустила. Тут же начала свиристеть, что грех играть свадьбу, когда рядом покойник лежит, что это знак судьбы, предостережение свыше и так далее. Эля, конечно, послушалась, хотя и неохотно. Ей самой замуж смерть как хотелось, но ослушаться матери так явно она не посмела. Одно дело – тайком подать заявление в загс, когда мать еще не сказала: «Не смей этого делать», и совсем другое – заявить матери: «Я буду делать по-своему, даже если тебе это не нравится». Не всякая сорокалетняя женщина на такое способна, а уж Элька-то и подавно.
И теперь снова ждать целый месяц, и месяц этот, предчувствовал Валерий, будет похлеще тех двух недель. К натиску Тамилы сначала присоединилась мать, а теперь вот еще в игру вступил бывший Элькин хахаль Марат, тоже, видно, охотник до денег Бартоша. Как вынести все это? Где взять силы, терпение, выдержку, чтобы не наорать на Тамилу, не навешать оплеух этой дуре Элене, не надерзить матери, не полезть в драку с Маратом.
И еще одно беспокоит: врал или не врал Латышев, когда говорил, что Бартоши не дадут дочери денег после свадьбы? Он-то, Валерий, смотрел на все такими же глазами, как и сама Эля: родители содержат детей до самой пенсии, в нашей стране все так делают. А вдруг Марат прав, и никаких денег они не увидят? Тогда ради чего он все это терпит? Ради чего бросил Катю, смертельно ее обидев и оскорбив? Ради чего насилует себя, выслушивая тирады Тамилы и вытирая Эльке слезы и сопли?
А вдруг все напрасно? Однажды он уже решал эту задачку, прикидывая, соответствовали ли принесенные в детстве жертвы полученному результату. И тогда решил, что все было зря и что он профукал лучшие детские и юношеские годы, провел их не так, как было нужно. И тогда же дал себе слово больше ничего и никогда не покупать слишком дорогой ценой. Но есть опасность, что на этот раз он просчитался…
Сергей Артюхин, задержанный по подозрению в совершении изнасилования после того, как было опровергнуто представленное им алиби, был через семьдесят два часа приведен к следователю, где ему зачитали постановление об избрании в отношении его меры пресечения в виде содержания под стражей. На следующий день адвокат Артюхина написал от его имени жалобу судье на то, что мера пресечения ему избрана слишком суровая, привел сто пятьдесят четыре аргумента, подтверждающих, что его вполне можно оставить на свободе, и попросил выпустить его под залог. Судья был в тот день в хорошем настроении и ходатайство удовлетворил, взяв с Артюхина залог, разумеется, в рублях, эквивалентный пятидесяти тысячам долларов. В субботу рано утром Сергей Артюхин вышел на свободу, а вечером сбежал в неизвестном направлении.
В воскресенье утром в парке Сокольники собрались три человека, давшие Артюхину деньги на залог. Беглеца нужно было срочно искать, иначе пятьдесят тысяч долларов накроются медным тазом, их обратят в доход государства.
– Ну и как мы будем его искать? Есть идеи хоть какие-нибудь? – спросил маленький плешивый человечек в очках и в клетчатой ковбойке. Среди коллег по бизнесу он славился безупречным ведением финансовых документов и невероятной ловкостью в деле уклонения от уплаты налогов.