Смерть и побрякушки
Шрифт:
– Ну Марина же!
– оклик повторился, в нем слышалась тревога и безошибочно, совершенно отчетливо звучали Аленины капризно-требовательные интонации.
Старательно твердя про себя - "Не может быть, этого категорически не может быть!" - Марина медленно обернулась. Через всю аллею, мощными махами тяжелых сильных лап к ним несся громадный пес.
Марина почему-то сразу поняла, куда мчится это жуткое, размером с теленка, создание. "Спокойно, только спокойно, - властно сказал рассудок, - Стой на месте, не шевелись, и с тобой ничего не случиться. Только стой,
Она послушалась рассудка, она осталась стоять, она сохраняла полную неподвижность. Только вот полы широкого пальто часто-часто хлестали ее по ногам. Наверное, снова поднялся ветер. А потом Сашкина куртка сама ткнулась в руки, пальцы скользнули по резине, и вот уже Сашка у нее на руках и щечка малыша крепко прижата к ее щеке. И снова Марина замерла, застыла, не оглядываясь, а деревья аллеи сами собой замелькали мимо, асфальт ожившей лентой тек под ногами, а сзади нарастали, неумолимо приближаясь, хриплое дыхание и частый топот лап.
Воняющая псиной тяжесть рухнула Марине на плечи и жесткая терка асфальта ткнулась в обнимающие Сашку руки. "Малого раздавлю!" - панически метнулось в мозгу, и вот она уже лежит, подмяв под себя слабо пищащего Сашку, а сверху на нее давит нечто громадное и озлобленно-живое. Смрадный запах собачий пасти надвинулся и Марина с предсмертной ясностью поняла, что толстый жгут шарфа задержит пса лишь на минуту, а потом клыки вонзятся в ее беззащитную шею. Она в ужасе дернулась, судорожно прижимая к животу живой комочек детеныша... и страшная тяжесть вдруг исчезла, отпустила.
Марина вскочила, рывком вздергивая Сашку на руки и не оглядываясь, прыгнула вперед. Ее нагнало грозное рычание, тяжелая возня мощного тела... но больше ничего не нагоняло. На бегу она обернулась.
Сквозь дымку ужаса и усталости, сквозь застилающий глаза пот она увидела тонкую, высокую фигуру, вставшую между ней и огромным псом. Подавшись вперед, согнув руки в локтях и не отрывая глаз от припавшей к земле бестии, Кирилл медленно пятился назад. И так же медленно и настороженно, чиркая брюхом по асфальту, подбирался к нему пес. Толчок мощных лап, прыжок, торжествующий рев, тут же сменившийся разочарованно-обиженным взвизгом - короткий шаг в сторону, руки Кирилл словно выстрелили вперед и перехваченная за загривок псина отлетела на газон. Чтобы тут же вскочить и снова кинуться в атаку на верткого противника.
Таких собачек Марина в жизни не видела! И вот такие хозяевам тапочки приносят? И рычат при этом также, и ярость в глазах, и зубки... Ох и зубки!
Непрерывно повторяя:
– Собачка Баскервилей! Собачка Баскервилей! Собачка Баскервилей!
– Марина рванула вниз по травяному склону, через дорогу, через трамвайные пути - к подъезду. Мокрые от пота пальцы ухватились за ручку... сзади послышался предостерегающий крик. Марина обернулась.
По красивой широкой дуге обойдя Кирилла, пес со всего маху несся в их сторону. Коротко взвизгнув, Марина метнулась в подъезд, уронила Сашку на бетонный пол и
– Эй, ты чего хулиганишь?! Во молодежь пошла! Все пьяницы, наркоманы, нет чтоб работать - бомжуют тут! Накурют, нагадют, еще и с дверьми балуются! А ну пусти ручку сей минут!
Оглянуться сил не было - Марина продолжала удерживать тяжело содрогающуюся дверь.
– Никакого уважения старому человеку! Ты с ней говоришь, она даже не обернется!
– старушечий голос затрепетал в радостной готовности к скандалу, - Знаю, знаю, зачем сюда претесь, небось, пащенка своего поссать завела, а людям потом нюхай после вас! Понарожают безотцовщину в 15 лет...
Дверь содрогнулась сильнее, словно к беснующемуся за порогом ужасу присоединился кто-то еще. Послышался короткий гортанный вскрик, всплеск бешенного рыка, но рычал уже не один, а два зверя, вновь толчок, удар... И тишина. Бившаяся, будто живая, дверь бессильно обвисла, вновь превращаясь в безжизненный кусок дерева.
– Нормально, можно выходить, - послышался с той стороны мужской голос. Говорящий захлебывался воздухом, словно... словно только что сражался с громадным обезумевшим псом.
– Отойдешь ты, или тебя палкой огреть!
– яростно, не хуже давешнего пса, взвизгнула бабка.
С трудом разжав зацепеневшие пальцы, Марина выпустила ручку. Полоса света вкатилась в подъезд, осветив скорчившегося на полу Сашку и необъятную бабу с клюкой. На втором этаже живет, припомнила Марина.
Негодующе посверкивая глазами, бабища протопотала между Мариной и Сашкой:
– Совсем охамели, стыд потеряли, детей на дороге разбрасывают, - короткая пауза, - Собак своих поганых на дороге разбрасывают, грязищу развели, повернуться негде...
Гневный речитатив, сопровождаемый постукиваньем палки, и топотом монументальных ботинок, удалился. Двигаясь медленно и угловато, словно поломанный робот, Марина подняла с пола тихого, как мышка, Сашку и выбралась наружу. Щурясь от света, особенно яркого после тьмы подъезда, она боязливо огляделась по сторонам.
Пес лежал на боку. Только сейчас Марина сумела рассмотреть его короткую рыжую шерсть, все еще вздыбленную на загривке, громадные лапы с мощными когтями, зубы в раззявленной пасти... Продолжая крепко прижимать Сашку к груди, она медленно осела на асфальт.
– Да-да, живой, я его оглушил, надо будет - добавлю, но вы поторопитесь. Разобраться надо, что это он в атаку пошел, - вооруженный мобилкой Кирилл подошел к ней, и коротко бросив в телефон, - Да, жду, - попытался подхватить Марину под локоть.
– Худо, Марина Сергеевна? Ничего, сейчас...
Продолжая сидеть на асфальте, Марина подняла на него безумные глаза и мертвым, безжизненным голосом произнесла:
– Сашка погиб. Я не помогла ему, я его бросила, и он погиб.
– Марина, вы что? Вот он, Сашка, перепугался, конечно, но жив-здоров. У вас на руках сидит...