Смерть и прочие неприятности. Opus 2
Шрифт:
— Кейл…
— В сторону. С этим я прекрасно разберусь сам.
Когда юноша, поколебавшись, отступил на пару шагов с яростью, приглушенно полыхающей в глазах — на периферии зрения Ева заметила две тени, возникшие в темной глуби коридора. Определенно человеческих очертаний. Те самые типы из Охраны?..
Что ж, весь вопрос в том, кто окажется быстрее. Она и Люче — или они.
Заклятие, просыпавшееся на Еву снопом фиолетовых искр, рапира разбила одним легким круговым движением. Впитав искры в лезвие, на миг полыхнувшее ярче, тут же вернулась
Надо же. Оружие гномов и такое умеет. Хотя, если у Миракла есть заговоренный и отражающий магию плащ…
— Вот, значит, каков твой обещанный Лоурэн клинок. — Кейлус Тибель знаком остановил своих людей, уже готовых устранить угрозу. — Спокойно. Она не опасна.
— Ошибаетесь, — процедила Ева, неотрывно глядя на него, глаза в глаза.
— Ты не убила Тима. Дважды. И только что не убила меня, когда тебе представилась прекрасная возможность. Значит, не сможешь убить вовсе.
— Да ну?
Когда мимолетная мысль, передавшаяся рапире, потянула руку за подавшимся вперед лезвием, по шее мужчины алой нитью скатилась кровавая капля — но тот даже улыбаться не перестал.
— Буффонада, кошечка. Я знаю, как работают волшебные мечи, и знаю, как работает твой браслет. Если б ты правда хотела нанести мне что-то посерьезнее этой царапины, одно из двух: либо я уже был бы мертв, либо — что скорее — ты бы уже стояла статуей.
Стоя с вытянутой рукой, устремив рапиру туда, где под тонкой белой кожей бился живой пульс, Ева до неощущаемой боли стиснула зубы.
Кейлус Тибель заслуживает смерти. Заслуживает. Он пытался убить Герберта. Он убил мальчишку из книжной лавки. Он похитил ее. А все, что она видела и слышала только что, наверняка было подстроено. Срежиссированно. Сыграно, как пьеса в театре.
И музыку, вывернувшую наизнанку ее душу, написал вовсе не он.
— Браслет зачаровывали не вы. Значит, с вашей смертью чары не разрушатся. Просто убив вас, я не слишком много выиграю.
…но даже если написал ее не он, только что он сыграл ее так, что ей хотелось плакать. И спел, как, должно быть, пел Призрак Оперы.
Как выяснилось, в конечном счете все представители королевской семьи были гениями. Каждый — в своем.
— Отпустите меня, — сказала Ева, уперев рапиру ему в кадык, едва заметный на гладкой шее. — Немедленно.
Не может тот, кто заслуживает смерти, нести в себе столько света и огня, сколько звучало в его голосе и в его игре.
— Не то что?
— Не то я убью вас. А потом, если смогу, всех присутствующих. Ваша смерть мне, может, даст и не слишком много, зато вы с ней очень многое потеряете.
— Не сможешь, — повторил мужчина. — По многим причинам.
— Хотите проверить?
— Изволь.
Пару бесконечно долгих секунд Ева смотрела, как плещется насмешка в его темных глазах.
Вот сейчас. Пожелать убить его — и Люче исполнит желаемое. Наверняка исполнит. Обезглавит врагов. Обезопасит Герберта. Сделает все гораздо проще. Даже если в конце концов они с Евой проиграют типам из Охраны, второй раз Еве все равно не умереть.
…и убьет не только врага, но и всю ту красоту, что рождалась под его пальцами и на его губах. Изрежет неизвестное полотно Да Винчи. Сожжет непридуманную пьесу Шекспира. Изорвет в клочки ненаписанную сонату Бетховена. Сделает то же, что сделала Айрес, уничтожив музыку в сердце Гертруды.
Если не хуже.
Всего один короткий укол…
В миг, когда Евины пальцы окутала зеленоватая дымка, за долю секунды до того, как девичью руку обвил невидимый хлыст, рывком оттягивая ладонь в сторону, выдергивая лезвие из раны, рапира скользнула вперед коротким косым движением. Вперед и вниз.
Куда ниже, чем было нужно. Или выше. Как посмотреть.
Когда Ева без сил повисла на незримой петле, магией захлестнувшей кисть, Кейлус Тибель недоуменно дотронулся до своего пронзенного плеча: так, словно только что его коснулся нежданный поцелуй. Отняв руку от рубашки, на которой по бордовому шелку расползалось темное пятно, взглянул на пальцы, окрасившиеся алым.
Вновь посмотрел на Еву, задержавшись взглядом на злых слезах, скатившихся по ее щекам.
Не ударила. Не в шею. Не в сердце. Не убила. Не смогла.
Нелепо, неразумно, не…
— Ненавижу, — выпустив рапиру из безвольной руки, выплюнула девушка, прежде чем танцующие искры чужого заклятия погрузили ее во тьму. Не зная, кого ненавидит больше — его или себя.
Тим позволил себе шумно выдохнуть, лишь когда Кейлус подхватил падающую девушку — прежде, чем та успела рухнуть на пол. Скривившись, тут же передал пленницу на руки секретарю, чтобы схватиться за раненое плечо.
— Простите, господин. — Один из двух охранников виновато подступил ближе. — Мы пытались ее обезоружить…
— Ее пальцы должно было парализовать до атаки. Которую браслет в принципе не мог допустить, — добавил другой. — Не понимаю, почему и то, и другое дало осечку.
— Волшебный меч, чтоб его. Видно, защищает владелицу от любых возможностей его потерять. И делает возможным даже то, что в теории невозможно. — Кейлус опустил взгляд на свою ладонь, прижатую к ране. — К тому же девчонка мертва, и многие заклятия на ней просто не могут сработать так, как должно.
— Наша ошибка.
— Нет. Моя. Я ее недооценил… или, если подумать, оценил совершенно верно. — Мужчина поморщился. — Тим, в спальню ее.
— Рану подлечим, — сказал охранник, когда его товарищ склонился над лежащей на полу рапирой, а Тим безмолвно удалился, — а с клинком что делать? Магические оружие не дастся в руки посторонним.
— Оставьте, где лежит. Лиоретта со своей игрушкой сама разберется, как очнется.
Оба охранника — тот, что разглядывал невинно золотившееся лезвие, на котором не было ни следа крови, и тот, что стоял рядом — изумленно воззрились на хозяина дома, глядевшего вслед своему секретарю.