Смерть и жизнь рядом
Шрифт:
— Почему бы ему не навестить свою прекрасную племянницу? — удивлялся Михал Свитек и так загипнотизировал ее этим стократно повторенным вопросом, что пани Юлия тоже загорелась идеей пригласить дядюшку в гости, хотя месяц назад ей бы такая сумасшедшая мысль и в голову не пришла.
Штефан стал разрабатывать с Коленой план похищения Тисо из квартиры племянницы. Это дело представляло немалые трудности, так как у Юлии вечно торчали какие-то монахини-кармелитки в белых головных уборах, какие-то просительницы из богоугодных обществ.
В эти дни советская авиация совершила массированный налет
Это случилось в понедельник, а на вторник Колена наметил провести диверсию в зимней гавани. Ожидали пароход с военным снаряжением. На этом пароходе, как было известно Колене, существовала «удерка», которую возглавлял механик, пожилой человек, делавший все основательно, хотя и неторопливо. Механик сообщил через связного, что пароход имеет пробоину, но ее наскоро залатали брезентом, и уже в гавани, ночью (он подчеркнул, что для успеха операции ее необходимо провести обязательно ночью) можно потопить судно со всеми его потрохами. «Если возможно, включите в ремонтную группу людей из числа патриотов», — писал механик.
Колена связался с портовой «удеркой». Здесь были ремонтные рабочие, боевые ребята, которые доставляли оккупантам немало хлопот, выводя из строя механизмы на катерах и более крупных судах Дунайской флотилии немцев.
— Ладно, — согласился старший портовой «удерки», — хлопцев я дам. А кто будет от вас?
Сам он в этот день был занят другим делом, которое могло сорваться, если он лично не займется им: предстояла отправка парохода с военным грузом, а на судне только недавно была создана «удерка». Колена срочно вызвал Такача, которого связной нашел по телефону у племянницы Тисо.
Когда Штефан пришел к Холмовскому, Ян Колена уже посматривал на часы.
— Предстоит опасная операция, не буду скрывать, — начал Колена и рассказал, в чем дело. — Пойдете старшим?
Штефан сразу загорелся, но тут же остыл: вечером предстояла встреча с Властой. Как об этом сказать. Яну, для которого превыше всего — долг партизанского разведчика?
— В чем дело? — не понял Колена. — Вы колеблетесь?
Штефан мгновенно решил: «Напишу записку и попрошу Холмовского передать Власте», — и он сразу повеселел.
— Нет, Цвелих, вы, как всегда, угадали мое желание.
Колена недоверчиво покачал головой, но сказал:
— Просто я уверен, что никто лучше вас не справится.
— Благодарю вас, — с искренним чувством ответил Штефан и возвратился к разговору о предстоящей операции.
— Ваше дело снять заплату, — говорил Колена. — Не советую попасть в руки жандармерии, Штефан, хотя ваши бумаги в полном порядке, — и Ян Колена передал Такачу документы. — Вам. необходимо запомнить лишь то, что вы — Войтех Кондачек из Клиж Градиште. Пропуск вы имеете? Ну, вот. А для проверки у них не будет ни времени, ни желания, уверяю вас. Вы умеете плавать?
— Умею.
— Но вода довольно прохладная и легко простудиться. Советую подготовить лодочку. Вы умеете грести?
— Первый приз на студенческих гонках тридцать восьмого года.
— Вот и прекрасно! — Ян вздохнул. — Ну ладно, время не терпит.. Как только покончите с делом, бегите к дядюшке Юраю — это ближе всего. А то еще нарветесь на ночную облаву. А теперь я пойду, и мы встретимся ровно в три тридцать в порту в обычном месте. Я познакомлю вас с членами «удерки»…
Как всегда, Колена ушел первый, а Такач позвал Холмовского и спросил, не сможет ли он или кто-нибудь другой передать сегодня в пять часов записку Власте. Ее можно найти на Францисканской площади у старухи, торгующей лимонадом.
— Какие могут быть сомнения, — немедленно согласился Холмовский. Если не я, то записку передаст пани Холмовская. Можете не беспокоиться:
Достав из кармана ручку, Штефан черкнул несколько слов. «Моя любовь, — писал он, — вы бесконечно -мне дороги. Но встретиться в условленное время мы не сможем. Если все будет в порядке, я надеюсь быть у дядюшки Юрая в полночь».
Он представил себе выражение ее лица, ее серых глаз, когда она прочтет эти несколько строк. Но сам он почувствовал облегчение. Понадобилось всего несколько слов, чтобы поставить все точки над «и». Кто знает, сможет ли он еще раз повторить эти слова: «Моя любовь…» Штефан вложил записку в конверт и заклеил его.
— Вы меня очень обяжете, паи Холмовский.
— Пожалуйста, Штефан, можете не беспокоиться, записка будет доставлена…
Пароход пришел в точно назначенное время, когда наступили сумерки. Но тут началась бомбежка, и капитан бросил якорь в зимней гавани, отложив разгрузку до утра. Экипаж заторопился на берег, каждый беспокоился о своей семье — в городе возникли пожары. А на судне остались только вахтенные и ремонтная бригада, срочно вызванная капитаном для заделки бреши в подводной части.
…Было за полночь, когда в заднюю дверь погребка дядюшки Юрая кто-то постучал два раза, потом еще раз. Это был Штефан Такач. Как ни тихи были удары, дверь немедленно открылась, и в темноте комнаты послышался вздох облегчения и тихий возглас женщины:
Боже, вы все же искупались!
— Власта, это вы! — воскликнул Штефан.
— Боже, я так ждала вас… — повторяла девушка.
…В эту ночь, как всегда по четвергам, в комнатушке второго этажа с окном, плотно занавешенным маскировочной тканью, Ян Колена писал очередное донесение, которое связной Штефан Феранец доставит на партизанскую базу.
«В гавани потоплен пароход с вооружением и боеприпасами для фронтовых частей, — тщательно выписывал Колена ряды цифр, шифруя донесение. — Выведен из строя мощный портальный кран № 3: зубилом выкрошены зубцы шестеренки. Девочки выяснили, что вчера на Зволен отправлен эшелон с боеприпасами и три танка. На линии Братислава — Ламачи дважды за неделю вырезали двести метров телефонного провода. Сообщаю фамилии тайных осведомителей гестапо…»
За окном вдруг загремело, как в летнюю грозу. Колена отложил ручку и прислушался: бьют зенитки. А это бомбовый удар. И недалеко, возможно в порту. Колена погасил свет, подошел к окну и приподнял штору. В темном небе разрывались зенитные снаряды. Это было волнующее зрелище. Прожекторные лучи схватывали серебряный самолет, по не могли удержать его. Снаряды, казалось, разрывались точно в районе цели, но самолет продолжал упорно продвигаться вперед, пока прожектористы совсем не потеряли его.