Смерть и золото
Шрифт:
В данных обстоятельствах Кастелани счел нужным и правильным немедленно погасить все огни в колонне и привести батальон в полную боевую готовность. Было приказано ни при каких условиях не зажигать огня и ехать в полнейшем молчании. Теперь колонна продвигалась вперед на малой скорости, чуть быстрее пешехода, и каждого водителя по отдельности предупредили, что шум от двигателей не должен превышать уровня холостого хода. Все солдаты уже пребывали в нервном напряжении, ехали молча, с заряженным оружием наготове.
Когда проводники-эритрейцы наконец показали майору Кастелани неглубокую, поросшую лесом долину, открывшуюся внизу перед ними, серебристый
– И любого, кто уронит лопату или чихнет, я удавлю собственными руками! – предупредил он своих солдат, оценивающе глядя на слабые отсветы, мелькавшие среди низких темных холмов позади колодцев.
Воздух в большой пещере был настолько тяжелый, влажный и горячий, что словно окутывал всю собравшуюся компанию мокрым шерстяным одеялом. В пляшущем свете костров было невозможно разглядеть сидевших в противоположном конце похожей на таверну пещеры с грубо вырубленными в глине стенами и подпирающими потолок колоннами. Беспокойное и непоседливое стадо гостей и слуг мельтешило в задымленном пространстве как сонм призраков. Довольно часто снаружи, из вади у входа в пещеру, раздавался полный ужаса вопль очередного быка. Вопль тут же смолкал, когда забойщик обрушивал свой двуручный меч на шею животного, и туша с глухим ударом падала на землю, сотрясая всю пещеру. Громкий и дружный хор приветствовал каждое такое падение, и около дюжины добровольных помощников бросались снимать шкуру и свежевать тушу, разрезая мясо на кровоточащие куски и укладывая их на огромные блюда из обожженной глины.
Слуги один за другим влетали в пещеру, неся блюда, полные дымящегося, еще трепещущего мяса. Гости набрасывались на него, и мужчины и женщины, хватая сырую окровавленную плоть, впивались в край зубами, натягивали кусок одной рукой, а зажатым в другой ножом отхватывали кусок, который были способны прожевать. Сверкающее лезвие при этом проходило буквально в миллиметре от носа едока, и теплая кровь стекала по его подбородку, а он проглатывал отрезанный кусок одним мощным конвульсивным усилием глотки.
Каждый кусок сопровождался хорошим глотком крепчайшего эфиопского теджа – напитка, приготовленного из дикого меда, выдержанного и имеющего золотисто-янтарный цвет. Глоток производил на выпившего действие, напоминавшее удар рогов дикого буйвола.
Гарет Суэйлс сидел между старым расом и ли Михаэлем, на почетном месте, тогда как Джейк и Вики разместились среди менее знатных гостей, человек через десять от него. Из уважения к проголодавшимся гостям и к их вкусам вместо сырого мяса им без конца подносили булькающие горшки с огненно-острым жарким из говядины, козлятины, курятины и разной дичи, фигурирующей под общим названием «ват». Эти наперченные и острые, но невероятно вкусные блюда раскладывались ложкой на тонкие лепешки из пресного теста и заворачивались в них на манер сигар, чтобы было удобнее откусывать.
Ли Михаэль предупредил своих гостей насчет теджа, а вместо него предложил им шампанское «Боллинже», завернутое в мокрую мешковину для охлаждения. Перед ними стояли также бутыли виски «Хейг», английского джина и широкий выбор ликеров: «Гранд Маринер», зеленовато-желтый «Шартрез», «Бенедиктин» и прочее. Эти немыслимые в пустыне напитки напоминали гостям о том, что их хозяин – человек очень богатый, богаче, чем предполагает обычная концепция богатства, хозяин обширных земель и имений, а также – под властью императора, разумеется, – владыка многих тысяч человеческих существ.
Рас сидел во главе празднества, его лысую голову прикрывал роскошный боевой головной убор из шкуры льва. На вид это было нечто вроде хорошо сделанного, хотя и траченного молью парика, поскольку прошло уже сорок лет, как рас сразил этого льва, и разрушительное воздействие времени было хорошо заметно.
Сейчас рас, заливаясь смехом, свернул лепешку, наполненную дымящимся ватом, в нечто, формой и размером напоминающее толстенную гаванскую сигару, и сунул ее, истекающую соком, прямо в рот не ожидавшему ничего подобного Гарету Суэйлсу.
– Надо глотать без помощи рук, – быстро пояснил ли Михаэль. – Это такая игра, она страшно нравится моему отцу.
У Гарета вылезли из орбит глаза, лицо приобрело пурпурный цвет от недостатка воздуха и острейшего перца чили, составлявшего основу соуса. С трудом проглотив, он стал хватать ртом воздух, стараясь при этом не подавиться огромным куском.
Рас довольно загоготал, роняя слюну из беззубого рта. Все его лицо, все многочисленные морщины прямо-таки ходили ходуном, и он продолжал поощрять Гарета, без конца повторяя свое «Как поживаете? Как поживаете?».
В конечном итоге свернутая лепешка с огромным трудом исчезла, проскочив сквозь обожженную перцем глотку Гарета. Он тяжело дышал, лицо покраснело, а от его гордости и достоинства не осталось и следа. Рас снова заключил его в братские объятия, а ли Михаэль снова наполнил его бокал шампанским.
А Гарет, которому совсем не нравилось быть мишенью чьих-либо насмешек, высвободился из объятий раса, отодвинул бокал и подозвал к себе одного из слуг. Затем вытащил из залитого кровью блюда кусок сырого мяса толщиной с собственное запястье и длиной с локоть и без предупреждения впихнул одним концом в открытый беззубый рот старца.
– Пососи-ка, старый урод! – выкрикнул он, и рас уставился на него испуганными, слезящимися, налившимися кровью глазами. После чего, хотя он и не мог уже улыбаться, поскольку изо рта у него торчал длинный красный обрезок, свисавший как огромный опухший язык, рас сощурил глаза, и они превратились в узенькие щелочки, окруженные сетью расплывшихся в довольной гримасе морщин. Его нижняя челюсть как бы вышла из суставов, прямо как у питона, проглатывающего козленка. Он сглотнул, и кусок мяса на целый дюйм исчез у него в глотке. Он глотнул снова, и кусок продвинулся еще на дюйм. Гарет не отрываясь наблюдал, как одно глотательное движение следовало за другим и свисавший изо рта раса кусок уменьшался в размерах. В следующую секунду рас покончил с мясом и, схватив со стола кружку с теджем, одним глотком отпил с полпинты крепкого напитка, вытер кровь с подбородка подолом своей шамма и радостно врезал Гарету между лопаток, сопроводив гулкий удар довольным хохотом и выкриками высоким фальцетом. По мнению раса, теперь они были духовными братьями – оба английские аристократы, оба знаменитые воины, и каждый ел с рук другого.