Смерть империи
Шрифт:
Со времени своего назначения в 1988 году главой МВД СССР Бакатин приобрел репутацию первого в советской (и, возможно, российской) истории шефа полиции, хоть несколько понимавшего, что значит власть и верховенство закона. В 1989–1990 годах ему часто приходилось вступать в схватки с председателем КГБ Крючковым по поводу политики в отношении уличных демонстраций: Бакатин стоял на том, что их, пока они носят мирный характер, следовало разрешать, Крючков же настаивал, что большинство демонстраций следовало запрещать. Бакатин противился призывам ввести прямое президентское правление в республиках, где активно действовали националистические движения. Он, невзирая на сопротивление Крючкова, подготовил соглашения с прибалтийскими
Хотя Бакатин останется членом Президентского Совета и впоследствии будет введен в состав нового Совета Безопасности СССР, его удаление из МВД застопорило все практические усилия по установлению власти закона в правоохранительных органах. Он был единственным среди высшего руководства, имевшим в своем распоряжении один из трех «институтов принуждения» (двумя другими являлись КГБ и армия), кто всей душой поддерживал становление гражданского общества и уважение к власти закона. Замена его человеком, которому, как было известно, гораздо привычнее и удобнее было действовать по старинке, воспринималась как зловещий знак.
Борис Пуго, со своей стороны, зря времени не терял и оправдал опасения общественности по поводу занимаемой им позиции. 5 декабря он выступил с жесткой речью и предупредил, что уполномочен Горбачевым «обеспечить полное применение Конституции СССР» по всей стране. На следующий день Горбачев, выступая на совещании промышленных руководителей, предупредил, что наготове имеются «строгие» непопулярные меры». 11 декабря выступил Крючков, он предупредил, что стране угрожает распад, и уверял, что «иностранные разведывательные организации» работают на «дестабилизацию» Советского Союза.
На 17 декабря была назначена следующая сессия Съезда народных депутатов для рассмотрения конституционных поправок, которые формально укрепляли власть Горбачева. Только теперь уже вовсе не казалось, что Горбачев воспользуется этой властью для осуществления реформ, как к тому призывали его авторы открытого письма от 18 ноября. Все свидетельствовало как раз об обратном.
Переосмысление союза
Предыдущей весной Горбачев призвал сепаратистов в государствах Прибалтики и повсюду испробовать «подлинную федерацию», прежде чем выходить из Советского Союза. Новый договор, предлагал он, можно составить в течение нескольких месяцев и закрепить в нем совершенно новую и добровольную основу для союза. Переговоры велись урывками на протяжении 1990 года, но лишь 24 ноября проект союзного договора появился в печати. Не было ясности, сколько именно республик готовы его поддержать, но я внимательно прочел проект, чтобы определить, насколько велики перемены, которые Горбачев готов допустить.
Близкие к Горбачеву сановники утверждали, что большинство из пятнадцати союзных республик вскоре заключат соглашение. Скажем, заместитель генерального секретаря КПСС Владимир Ивашко за день до того, как был опубликован текст, сказал мне, что, по его мнению, согласие дадут двенадцать республик. [87] Стоило мне прочитать текст, как стало ясно, что подобные предвидения лишены реальных оснований.
Трудно представить себе союз любого вида без России и Украины, а ведь руководители обеих республик выразили сдержанность в отношении ряда положений документа, и оба были вовлечены в параллельный процесс выработки совместно с другими республиками соглашений, какие в конечном счете могли бы послужить основой для союзного договора, составленного без Горбачева.
87
Беседа автора с Владимиром Ивашко 23 ноября 1990 г.
За несколько дней до публикации проекта договора, когда я был в Киеве, председатель украинского парламента Леонид Кравчук сказал мне, что, хотя он и участвовал во встречах по подготовке проекта союзного договора, Украина не станет связывать себя никаким новым договором, пока не примет новую конституцию и не проведет в соответствии с этой конституцией референдум. Когда я спросил, скоро ли будет принята новая конституция, он ответил: «Не раньше второй половины будущего года». В тот же самый день и Ельцин приехал, чтобы подписать двустороннее соглашение между Россией и Украиной.
Будучи в Киеве, я встретился не только с Кравчуком, тогда председателем Верховного Совета, и Станиславом Гуренко, руководителем Коммунистической партии, но и демонстративно пригласил на ужин нескольких лидеров «Руха», Коммунистические чиновники усилили нажим, чтобы воспрепятствовать действиям «Руха», и я счел нужным уделить его лидерам внимание на официальном уровне. Не отвергая предлагаемый союзный договор вообще с учетом того, что будут приняты упомянутые Кравчуком условия, они исходили из того, что любой союзный договор будет действителен только на переходный период к полной независимости.
Отвечая на мой вопрос, представляется ли им выбор такой цели, как достижение украинской независимости, делом практически осуществимым, Лариса Скорик, член украинского Верховного Совета от промышленного района Киева, сказала: «Не сразу, но через несколько лет — точно. Мы рассчитываем обрести полную независимость в рамках периода в три–пять лет». «Рух» был весьма далек от большинства в парламенте Украины, и все же я не отнесся к высказыванию Скорик как к простому мечтанию. Если Москва продолжит попытки утверждать имперский контроль, не случится ли так, что многие коммунисты примут сторону «Руха»?
Что касается России, Ельцина и российских демократов, то они обрушились на проект договора, как только он был опубликован. На заседаниях 8 и 9 декабря Демократическая Россия (превратившаяся в оппозиционную коалицию) заявила, что проект «неприемлем», потому что он «посягает на суверенитет РСФСР и других республик». Более того, «демороссы» потребовали, чтобы договор заключался только после принятия новой конституции РСФСР и в результате прямых переговоров между республиками. Их позиция совпадала с украинским подходом, о котором в ноябре говорил со мной Кравчук.
Изучив отношение различных республик к проекту союзного договора, я пришел к выводу, что лишь среднеазиатские республики и Белоруссия поддержат нечто похожее на опубликованный проект, да и то станут настаивать на поправках, дающих им больше прав в управлении внешней политикой, внешнеэкономическими связями и природными ресурсами. Россия, Украина и Азербайджан выступали за свободную федерацию, и первые две вступят в нее только после принятия новых конституций. Тот строй рассуждений, который я услышал летом от Руслана Хасбулатова, похоже, распространялся очень быстро. Армения с Грузией стремились уже к полной независимости, после чего могли бы пойти на установление кое–каких свободных федеральных связей, к тому же склонялась и Молдавия, хотя ей приходилось учитывать растущую внутреннюю оппозицию. Три прибалтийских государства не желали даже делать вид, будто участвуют в обсуждении нового союзного договора.