Смерть империи
Шрифт:
Соединенные Штаты и Запад имели слабое отношение к окончательному краху Советского Союза, если до определенной степени не принимать во внимание, что поддержанная ими политика способствовала созданию условий, при которых это стало возможным. Политические силы внутри страны, а не враждебные силы извне несут ответственность за неудачу в создании приемлемого союза. Как я уже отмечал, иронией судьбы, а может, и ее знамением было то, что бывший председатель КГБ Владимир Крючков, вероятно, несет самую тяжкую персональную ответственность за эту неудачу, чем любая другая отдельно взятая личность.
Конец и начало
Когда
И отнюдь не предпочтение привычною новому и неведомому заставляло меня колебаться. Большинство из знакомых мне особенностей советского строя требовали перемен — и к сентябрю 1991 года они перемены претерпели. Вопрос состоял в том, каким образом лучше всего создать новый политико–экономический строй, тот, который, говоря словами Горбачева, «перевернул бы российскую историю вверх тормашками», создав общество, где решения поднимаются снизу, а не обрушиваются сверху.
Никакому национальному руководству непосредственно осуществить это было не по силам. Политическим лидерам лучше было бы перестать притворяться, будто им известны все ответы и быть готовым отойти в сторонку, давая возможность людям создать в собственном общежитии гражданское общество и обычаи рыночной экономики, Было бы куда лучше, окажись политики способны отыскать способы поощрить такую перемену, однако главная их задача состояла в том, чтобы помешать тем, кто управлял старым, принудительным механизмом, ставить палки в колеса новому Между тем большинство политических лидеров в республиках были выходцами из старой системы, и от них вряд ли стоило ждать добровольной передачи власти кому–то другому. На деле они и независимость–то поддерживали именно потому, что она позволяла им крепче ухватиться за власть.
Не считая России и прибалтийских государств (последние уже стали независимыми), ни в одной из советских республик у властей не было политического руководства, склонного осуществлять подлинные экономические реформы. Даже перед Россией и прибалтами стояли значительные препятствия, в особенности оттого, что, несмотря на годы дискуссий, ничего не делалось для создания системы социальной зашиты простого человека, населения в целом на время перехода от подконтрольного государству к частному хозяйствованию.
Имейся в 1991 году реалистическая возможность (как, скажем, союзный договор) так организовать переход, чтобы выработать последовательный подход к политической и хозяйственной реформе, а также время для создания учреждений, подходящих демократии и рыночной экономике, и это оказалось бы предпочтительнее внезапного краха Советского Союза, случившегося на самом деле, Впрочем, к концу 1991 года постепенные изменения (столь долго откладывавшиеся) были больше невозможны. Решали дело только радикальные меры, а они определенно несли с собой широкоохватные невзгоды и политический кавардак. Окажись стоявшие в то время у власти в России «демократы» не столь умелы и удачливы, большая часть населения утратила бы всякий энтузиазм к демократии и воспылала бы к старой империи новым обожанием, — тем, какое позволяет разглядеть приятное сквозь искажающие линзы избирательной памяти.
Постепенность, между тем, к концу 1991 года дела больше не решала, даже несмотря на то, что внезапная независимость означала: большинство стран–преемниц попросту унаследуют неугодные центральные структуры. А тем на роду написано действовать еще менее эффективно в отдельных республиках, чем в Советском Союзе в целом, потому что ни в одной из республик не было ни властной, ни хозяйственной систем, рассчитанных на существование в одиночку.
Я держал шампанское закупоренным.
————
Каждая страна, образовавшаяся из кусочка советской империи, станет — в будущем — отвечать за собственную судьбу. Однако решающее значение для них всех будет иметь происходящее в России. Сумеет Россия развиться в демократическое государство, довольствующееся жизнью в ныне существующих границах и сосредоточившее усилия на развитии своих обширных людских и природных ресурсов, и всем остальным странам–преемницам будет на что опереться в поисках своего пути. И наоборот, скатись Россия к диктатуре или вернись к империализму, и любой из других наследниц Советского Союза станет невероятно трудно развивать работоспособную демократию и здоровую экономику.
Россия, как и другие бывшие советские республики, испытывает боль от деколонизации. Между тем в России этот процесс проходит сложнее, чем у других, поскольку России пришлось самое себя переосмыслить, Была ли советская империя империей российской? Если так, то Россия потеряла половину своего населения и значительную часть территории. Или Россия была колонией коммунистической империи? Если это так, то она вырвалась из–под имперского гнета и отныне свободна быть самой собою.
Правда в том, что Россия была в чем–то и тем и другим, частью метрополией, частью колонией. Ельцин в декабре 1991 года действовал, исходя из того, что Россия была колонией, и отказался от траты сил на то, чтобы загонять другие республики в новую империю. Он со своим правительством признал независимость и границы всех остальных былых советских республик.
Чтобы понять, насколько это важно, следует принять во внимание как российскую традицию, так и то, что случилось бы, попытайся российское руководство эту традицию увековечить. Исторический опыт российского государства это опыт имперской державы. С начала XIV века, когда в древних летописях появляются первые упоминания о действиях крохотного княжества Московского, правителей этой земли, похоже, обуяла неудержимая страсть к расширению. Для начала Москва вобрала в себя большинство остальных русских княжеств; затем двинулась поглощать территории, населенные нерусскими народностями, — на востоке, на юге, на западе и на севере, Достигнув в XIX веке самых больших размеров, Россия простиралась от границ со Швецией, Пруссией и Австро—Венгрией на западе до Тихого океана. На какое–то время обрела она опору и в Западном полушарии, владея Аляской и устроив поселения в Калифорнии.
Российские историки, почти все без исключения, восхваляли рост империи. Те, что порой критиковали кое–какие автократические проявления, тем не менее, превозносили расширение территории и укрепление государственной мощи. Даже тиран, кровавостью под стать Ивану Грозному, обычно почитался и удостаивался похвал за укрепление российского государства. Для большинства этнических русских понятия национального достоинства, чести, безопасности и даже благосостояния сопряжены с сильным имперским государством.