Смерть как искусство. Том 1. Маски

Маринина Александра

Вот это номер! Врал на девятнадцатой минуте… Просто футбол какой-то. На девятнадцатой минуте нападающий Сташис забил гол в ворота защитника Малащенко. Бред!

– Поясните, – потребовала Настя.

– Разговор с Малащенко начался в 11.47, а беспокоиться и следить за словами он начал в 12.06.

– Вы – сумасшедший? – недоверчиво взглянула на Антона Настя.

– Нет, – с улыбкой покачал головой Антон и сделал глоток чаю, – просто я пунктуальный, всегда слежу за временем. Понимаете, Анастасия Павловна, я давно понял, что надо наблюдать за человеком, с которым разговариваешь, тогда многое становится яснее. Но

когда наблюдаю, я пропускаю услышанное, и мне иногда приходится или переспрашивать, или по второму разу задавать одни и те же вопросы. Это, конечно, очень плохо, да и в работе неудобно, поэтому я всегда хожу с диктофоном и стараюсь запомнить, на каких минутах беседы у человека появляется важная для меня реакция. Вы, наверное, обратили внимание, что я все время смотрю на часы. К сожалению, по-другому я пока не научился, но, надеюсь, это всего лишь вопрос времени. Я потренируюсь и научусь одновременно внимательно слушать и внимательно наблюдать. А пока еще не могу. Вы уж извините. Однажды я прочел одну книгу, в которой было написано, что не так важно, какие слова человек произносит, гораздо важнее, что он хочет сказать, а чтобы понять, что именно он хочет сказать, надо наблюдать за ним, за его лицом, руками, позой, мимикой, жестами, интонацией, глазами. Сначала я просто пробовал, мне стало интересно, а потом втянулся, и знаете, иногда это бывает полезно для работы.

– Это была книга по психологии? Вы теперь как в том фильме «Обмани меня»?

– Нет, это совершенно другая книга, про жизнь артиста. Вроде мемуаров.

– Дайте мне диктофон, – неожиданно попросила Настя.

Включив воспроизведение, она отмотала запись на девятнадцатую минуту и стала слушать. Речь шла о том, что Антон был бы очень хорошим внуком, если бы у него были бабушка и дедушка.

– Ну и что тут такого? – недоуменно протянула она. – Непонятно.

– И мне непонятно, – согласился Антон. – Но именно в этот момент Илья Фадеевич начал беспокоиться, более того, ему стало очень тяжело и страшно.

Они расплатились и двинулись назад к театру. Подходило время окончания утренней репетиции, а Насте хотелось отыскать режиссера Семена Борисовича Дудника, поэтому ловить его нужно было сразу после репетиции, иначе он мог куда-нибудь убежать. Интересно, как они будут искать репетиционный зал, если услужливый помреж Федотов сейчас занят? Ничего, найдут как-нибудь.

И еще она решила задать вопрос, совсем маленький и смешной, но почему-то он ее мучил:

– Антон, а почему вы назвали дочь Васькой?

– Она Василиса, – коротко ответил Антон. – Для домашних – Васька.

Значит, Василиса. Ох непростой парень этот Сташис, намучается она с ним. В то, что он следит за реакциями и делает выводы, еще можно было бы поверить, но вот в том, что выводы эти правильные, Настя Каменская что-то сильно сомневалась. Тоже мне, психолог доморощенный. Ну что опасного может быть в словах оперативника о том, что он любил бы свою бабушку, если бы она у него была? С чего бы Малащенко начать в этом месте нервничать? Просто смешно.

К репетиционному залу Настю и Антона проводила вахтерша, оставив свой пост у служебного входа на попечение охранника из ЧОПа. Они подошли к двери без пяти два и стали прогуливаться вдоль длинного коридора, ожидая окончания репетиции.

Наконец дверь распахнулась, и

из зала стали выходить люди. Одним из первых вышел светловолосый, стройный, очень симпатичный молодой мужчина, примерно одного возраста с Антоном. В руках у него была папка и толстая тетрадь формата А4. В джинсах, свободном пуловере, с ясным лицом и стремительными движениями, он напоминал старшеклассника, выскочившего из класса на переменку.

Поравнявшись с Настей, он лучезарно улыбнулся:

– А я уже знаю, вы из милиции, Саша Федотов сказал, наш помреж. Он вас очень точно описал. Но вы гораздо красивее, чем я себе представлял с его слов.

Комплимент показался Насте явно излишним. «Ничего, – сказала она себе, – это театр, здесь все по-другому. Привыкай».

– Вы – Семен Борисович? – спросил Антон.

Блондин, казалось, только сейчас заметил, что Настя не одна. Странно, Федотов ведь должен был предупредить, что «гостей из милиции» двое.

– Я – автор пьесы, зовут меня Артем Лесогоров. А вы, наверное, Антон? Саша про вас тоже говорил.

Вот, значит, какой он, этот невесть откуда взявшийся журналист, решивший податься в драматурги. А что? Симпатяга, обаятельный. Может, и не бесталанный, может, зря Малащенко так на него наговаривал?

Лесогоров тут же начал сыпать вопросами:

– Ну как, нашли преступника? Нет еще? А что, решили теперь в театре поискать? А кого вы подозреваете? А как вы будете его здесь искать? Со всеми подряд будете разговаривать или выборочно? А по какому принципу вы выбираете, с кем поговорить, а с кем – нет? А со мной будете разговаривать? А с актерами? А с техническим персоналом?

Вопросов у драматурга оказалось великое множество, Настя и Антон сперва растерялись под неожиданным натиском, потом стали отвечать уклончиво, а если была возможность, то и не отвечать вовсе. И что это он такой любопытный? Все-то ему надо знать!

Настя заметила торчащую из кармана джинсов Лесогорова пачку сигарет.

– Вы курите? – спросила она, чтобы перебить поток неудобных вопросов. – А где в театре официальное место для курения? А то нас разместили в кабинете художественного руководителя, а там курить нельзя.

Лесогоров почему-то ужасно обрадовался.

– Вы тоже курите? Здорово! Сейчас все борются за здоровый образ жизни, курильщиков осталось совсем мало, мне трудно найти компанию. Вы знаете, – он понизил голос и подмигнул, – в театре с этим проблема, тут очень строгие пожарные, они постоянно все проверяют. Есть официальное место для курения на служебной лестнице, и еще разрешают курить в артистическом буфете. Но для меня Лев Алексеевич выбил у пожарных разрешение курить в квартире, так что милости прошу, я всегда вам рад.

– В квартире? В какой квартире? – не поняла Настя.

– У театра есть служебная квартира, которая предоставляется, например, приглашенным из другого города режиссерам, если они здесь что-нибудь ставят, или таким вот неудалым авторам, как я, которые каждый день ходят на репетиции и постоянно исправляют текст пьесы. Моя квартира на самом верху, вот по этой лестнице – и найдете. Приходите, я вас угощу кофе, дам пепельницу и создам всяческие условия для полноценного отдыха такой красивой и элегантной женщины. – Он весело рассмеялся, и Насте показалось, что молодой автор с ней заигрывает. Зачем? Он что, слепой? Не видит, сколько ей лет?