Смерть как сон
Шрифт:
– Я не знаю, мне трудно сравнивать. Об отце мне известно только то, что я слышала от других. Тех, кто работал с ним в зоне боевых действий. Мне кажется, мы не похожи.
– Почему вам так кажется?
– На войне встречаешь разных людей. Есть те, кто прячется по отелям. Ну, таких, вы правильно сказали, можно даже не брать в расчет. Кто-то едет на войну с томиком Хемингуэя за пазухой, чтобы проверить себя «на вшивость». Для кого-то опасность и риск сложить голову – нормальный график жизни. Сумасшедшие люди. Вроде Шона Флинна, который разъезжал по ничейной полосе на мотоцикле, с камерой в руках. Наконец, есть
– Это мужественные люди, я таких всегда уважал, – заметил Кайсер. – И встречал среди солдат.
– Что-то подсказывает мне, что вы и сами такой.
Он не ответил.
– Я точно знаю, что таким был мой отец. Между нами, девочками, он ведь никогда не считался гениальным фотохудожником. Выстраивать композицию, ловить редкие ракурсы – это все не про него. Зато он подбирался к «слону» так близко, как никто другой. А когда вся картина прямо перед твоими глазами, композиция и не требуется. Требуется просто щелкнуть и получить кадр. Этим и были уникальны его работы, за это их и ценили. Он исколесил вдоль и поперек Вьетнам, Лаос и Камбоджу. Двенадцать суток просидел в катакомбах под Кесаном – в самый разгар осады. У меня дома есть снимок, сделанный одним морским пехотинцем, – отец стоит на тропе Хо Ши Мина.
Кайсер вдруг быстро взглянул на меня.
– Откуда вы знаете выражение про «слона»?
– Отец так говорил. Я часто спрашивала, почему у него такая опасная работа, а он пытался меня утешить и все представить в виде шутки. И однажды сказал, что солдаты называют боевые действия «увидеть слона». Как в цирке.
– Да уж, это был цирк…
– Я и сама это поняла, когда подросла.
– Ну хорошо, если вы не похожи на своего отца, то на кого похожи? На кой черт вам сдались эти «горячие точки»?
– Я больше ничего не умею. И потом – это надо кому-то делать.
– Вы хотите изменить своими фотографиями мир?
Я рассмеялась.
– Поначалу хотела. Но славные денечки наивной юности остались позади.
– Вы не правы. Если говорить серьезно, вы уже изменили мир. Да так, как многим и не снилось. Ваши фотографии открывают людям глаза на то, что прежде было от них скрыто. Вы говорите им правду о далеких событиях. Нелицеприятную правду. Это тяжкий труд.
– Женитесь на мне!
Он тоже засмеялся и шутливо ткнул меня в плечо.
– Комплименты режут слух?
– Нет, просто последний год нелегко мне дался.
– И мне тоже. Последние два. Добро пожаловать в клуб великомучеников.
Телефон Кайсера зазвонил снова, и на сей раз как-то особенно требовательно. Он честно пытался не обращать внимания, но звонки и не думали утихать. Наконец он вынул аппарат и сверился с определителем номера.
– Это Бакстер. Из Квонтико, – бросил он мне и ответил на вызов. – Кайсер на проводе. – По мере того, как он слушал, лицо его становилось все более напряженным. – Хорошо, буду.
Кайсер убрал телефон во внутренний карман пиджака и начал быстро прибирать на импровизированном обеденном столе.
– Что-то случилось?
– Он сказал: «Хватит прохлаждаться, пора приниматься за работу».
– Есть новая информация?
– Не знаю, но он попросил и вас с собой захватить. Будет видеосвязь с Квонтико. Он хочет, чтобы вы при этом присутствовали.
Сердце сильно забилось.
– Боже мой… Может быть, они выяснили что-то про Джейн? Как вы думаете?
– Какой смысл загадывать? – Он лихо покидал пустые упаковки в мусорный контейнер, как заправский баскетболист кладет на тренировке «трехочковые». – Впрочем, у Бакстера действительно есть новости. Я это понял по его голосу.
7
Штаб-квартира ФБР располагалась на четвертом этаже академии. Здесь все было устроено таким образом, что, где бы ты ни стоял, взору открывались лишь однообразные бесконечные коридоры с дверями кабинетов по обе стороны. Некоторые комнаты были открыты, и когда мы проходили мимо, я ловила на себе заинтересованные взгляды. Перед дверью с табличкой «Инспектор Патрик Боулс» мы остановились, и Кайсер дал мне краткое наставление:
– Не робейте и говорите что думаете.
– По-другому я не умею.
Он ободряюще кивнул, и мы переступили порог просторного кабинета с огромным окном, выходящим на озеро. Справа в углу располагался массивный стол, за которым восседал крепкий седовласый мужчина с багровым лицом и цепкими зелеными глазами. Кайсер уже рассказал мне, что Боулс курирует все силы ФБР в Луизиане. В его личном подчинении находятся сто пятьдесят штатных агентов и свыше ста человек обслуживающего персонала. Выпускник юридической академии, Боулс успел поработать в шести разных территориальных отделениях ФБР и возглавлял несколько крупнейших расследований, главным образом связанных с вооруженными нападениями и ограблениями. Одет Боулс был так, словно стремился максимально дистанцироваться от формально подчинявшегося ему, но все-таки независимого агента Кайсера: костюм-тройка, заказанный явно в дорогом ателье, серебряные запонки и шелковый галстук. Когда он вышел из-за стола, чтобы поздороваться со мной, я обратила внимание, что туфли у него от «Джонстон энд Мерфи». Как минимум.
– Мисс Гласс? – осведомился он, протягивая руку. – Патрик Боулс к вашим услугам.
В его голосе слегка угадывался ирландский акцент. Я сразу вспомнила про Ирландский канал, но тут же мысленно одернула себя – сейчас там живут чернокожие и кубинцы, а ирландцев давно и след простыл. Памятуя о своей привычке не пожимать руки мужчинам, я все-таки заставила себя сделать это и одарила Боулса вежливой улыбкой.
– Присаживайтесь, – пригласил он, царственным жестом указав на мягкие кожаные кресла.
В дальнем конце комнаты я увидела доктора Ленца, вальяжно развалившегося на диване. Поняв, что к нему никто не присоединится, он недовольно поморщился, но встал и перешел к нам. Они с Кайсером даже не обменялись взглядами. Тот сел в кресло слева от меня, а Ленц опустился на диванчик у стены напротив. Увидев, что все заняли свои места, Боулс вернулся за свой внушительный стол. Кабинет был серьезный, и его хозяин производил такое же впечатление. Что ж, тем лучше.
– Вам стало что-то известно о моей сестре? – без обиняков спросила я.