Смерть на коне бледном
Шрифт:
— Мы читали репортажи о расследовании гибели капитана.
— Свидетели утверждали, что солдаты подняли деревянный настил палатки, один из них поскользнулся на грязной земле и выпустил свою ношу. Об этом тоже упоминалось в газетах?
— Да, но про грязную землю не было ни слова, насколько я помню.
— Я сходил на это место следующим же вечером. Совершенно сухо, сэр. Дожди не шли более месяца. Никакой грязи. Просто не на чем было поскальзываться ни в тот день, ни накануне.
— Мистер Дордона, споткнуться можно где угодно. Но умоляю, продолжайте.
— Вы много знаете о тамошних армейских обычаях, — решил я подбодрить своего клиента. — Подобные происшествия случались раньше?
— Никогда, сэр, — покачал головой Дордона. — Конечно же, когда имеешь дело с ломовыми лошадьми, их ни в коем случае нельзя пугать.
— Но вас на месте происшествия не было? — уточнил Холмс. — То есть вы не видели, как капитан Кэри упал?
— Мистер Холмс, я беседовал с двумя людьми, которые присутствовали при этом. Они рассказали мне ту же историю. Когда я пришел в бунгало, моего друга уже осмотрел полковой хирург. О характере повреждений оставалось лишь гадать. Мы не знали, насколько задеты внутренние органы. Врач надеялся, что в кишечнике нет разрывов.
— Не могли бы вы, — вдруг, будто между делом, попросил Холмс, — сделать нам одолжение и записать имя хирурга? А лучше имена всех свидетелей. Полагаю, понадобится полный список действующих лиц.
Меня неприятно удивил тон моего друга — скептический и отчасти даже грубый.
— Имена? Но я не думаю…
Неожиданное предложение сыщика явно расстроило гостя.
— Будьте любезны! — еще раз попросил Холмс едва ли не с усталым вздохом.
— Я сам все запишу. Рассказывайте, мистер Дордона, — вмешался я, взяв в руки карандаш и блокнот.
Что, черт возьми, замыслил мой коллега?
— Хирург, майор Каллахан, — продиктовал преподобный, не отрывая глаз от карандаша. — Миссис Кэри, я о ней уже упоминал.
— Врач оставался у постели раненого? — уточнил я.
— Сначала он дежурил в бунгало, но потом ему пришлось уйти, его ждали другие больные. Я и Энни Кэри просидели с капитаном всю ночь. Он то приходил в себя, то снова впадал в забытье. Однако в минуты просветления его речь была отчетливой, он не бредил, хотя расследование указывает на это. Неправда, Кэри был в здравом рассудке и понимал, что говорит, так же как вы или я.
— Вы, сэр, — холодно сказал Холмс после небольшой паузы, — священник из иностранной медицинской миссии. Но, если верить вашему утверждению, вы не медик? Или как?
Меня снова удивил его тон. Мистер Дордона, казалось, окаменел, сидя на краешке кресла — прямой как палка, руки стиснуты, темные глаза не отрываясь смотрят на Холмса. «Глиняная черепица» на его голове выглядела нелепо.
— Сэр, я решил посвятить отпуск учебе и получить диплом помощника врача. Надеюсь научиться оказывать первую помощь и тем самым помогать своей пастве по возвращении в Индию. Только и всего.
— Специальная офицерская комиссия не вызывала вас в связи с этим делом? — спросил я.
Мистер Дордона переводил взгляд с меня на Холмса, будто бы решая, кому же из нас можно довериться.
— Комиссию собрали уже после расследования. Я в то время находился на пути в Англию. Да меня и не стали бы вызывать. Какие улики мог я предоставить? Как вы отметили, на месте происшествия я не был. То, что поведал на смертном одре капитан Кэри, невозможно подтвердить, да и, пожалуй, не следовало предавать огласке. К сожалению, хирург заявил, что пострадавший находился в полубессознательном состоянии. Иначе говоря, бредил. Опять это ужасное слово! Что мог я возразить? Поэтому и пришел со своей историей к вам, джентльмены.
— Какие прогнозы делал врач? — спросил я. — Полагаете, капитан Кэри знал, что умирает? С точки зрения закона это очень важно и может существенно повлиять на то, как будут расценены его последние слова, даже если их нельзя проверить.
— Думаю, он понял это не сразу. Майор Каллахан сперва полагал, что больной выкарабкается, так ему и сказал. Оставалась надежда, что кишечник не порван. Хирург велел делать горячие припарки, чтобы приглушить боль. Но ничего более не предпринимать.
— Я сам посоветовал бы то же, — кивнул я.
— Жена капитана, Энни, очень переживала. Бедняжка просила дать ему немного опиумной настойки, чтобы хоть немного облегчить страдания. Но хирург был против. Сказал, что настойка снимет боль, но из-за нее не распознать будет новых симптомов.
— Тоже правильное решение, пока есть надежда сохранить жизнь.
— До самого вечера казалось, что кишечник все-таки не поврежден. По словам доктора, предполагать столь серьезное ранение было преждевременно. Ночью мы продолжали делать больному припарки и поить его теплой водой. Но к тому времени капитан ужасно сдал, глаза запали и щеки ввалились. Доктора называют это гиппократовой маской, так, во всяком случае, говорили дознаватели. Очень дурной знак. Я видел: дело плохо. Наутро состояние не улучшилось. Ему прописали скипидар.
— Зря, — покачал я головой. — Слишком поздно. Температура упала?
— Да. И продолжала опускаться. Разумеется, диагноз к тому времени поменялся. Кишечник все же пострадал. Врач подтвердил перитонит, сказал, ничего уже нельзя сделать. Сообщил мне, что часа через два Кэри потеряет сознание, а к вечеру, скорее всего, умрет. Так и произошло.
Мы на несколько мгновений замолкли.
— И вы, — чуть мягче спросил сыщик, — его исповедали?
— Мистер Холмс, я просто был с ним рядом той ночью. Бедняга рассказал бы свою историю кому угодно. Энни, его жена, изнемогала от усталости, и я уговорил ее немного поспать.
Сколь часто мне, врачу, доводилось сталкиваться с подобным! Пусть Сэмюэль Дордона был жалким, нищим миссионером, но в те роковые часы показал себя верным другом капитана и его супруги.
— В ту ночь, — продолжал наш гость, — Кэри разговаривал со мной. Он мучился от боли, иногда ненадолго проваливался в дрему. Но, клянусь, говорил правду. Одного он не сумел объяснить: как именно произошел несчастный случай. Все обрушилось внезапно, будто гром среди ясного неба. Таковы его собственные слова. Кэри пришел в себя уже в бунгало. Память его из-за шока или морфина, который наконец ему дали, была затуманена.