Смерть на коне бледном
Шрифт:
— Весьма умно. Но как вы узнали обо всем, если не встречали его раньше?
Мы стояли у окна, провожая взглядом посыльного, медленно удалявшегося в сторону станции подземки.
— Если бы вы присмотрелись, Ватсон, то увидели бы на тыльной стороне его левой руки татуировку в виде якоря. Только моряк может носить подобную наколку. При этом он чеканит шаг, а не переваливается с ноги на ногу, как обычный промысловик. И баки подстрижены по военному образцу. О чем говорят все эти признаки? Конечно, он из Королевской морской пехоты. Уже не на службе, следовательно, подал в отставку. Насколько мы убедились, работает посыльным и швейцаром. А теперь присмотритесь к его походке. Как он держит голову, помахивает палкой — вид у него вполне начальственный. Очевидно, не просто рядовой. Разумеется, не офицер, значит — сержант. Простая дедукция. Только и всего.
— И, осмелюсь заметить, изрядное везение.
— Дорогой Ватсон, — улыбнулся мой друг, — пусть везение поиграет с нами в дедукцию!
Он внимательно осмотрел синий конверт, вскрыл его ножом и вытащил оттуда единственный лист писчей бумаги — письмо от инспектора Тобиаса Грегсона, «самого толкового сыщика в Скотленд-Ярде», как называл его Шерлок Холмс. В послании говорилось об убийстве на Брикстон-роуд. Мой новый знакомый считал, что Грегсон и Лестрейд чуть выделяются среди прочих ничтожеств в лондонской полиции. Однажды Холмсу пришлось выручить последнего, когда тот несколько лет назад умудрился совершенно запутаться в деле. Оно было связано с фальшивкой в Банке Англии. И неотвязчивый инспектор взял за привычку посещать Холмса каждую неделю и сообщать ему последние новости о лондонских преступлениях и свою точку зрения на них.
Если до этого я задавался вопросом, зачем Холмсу нужен «кабинет консультанта», то теперь все сомнения развеялись. Он был частным сыщиком, которого нанимали, как обычно нанимают стряпчего или кебмена. Раньше я думал, что такие люди встречаются лишь в грошовых романах, а теперь сам вдыхал сладкий воздух детективных историй вместе с витавшим в нашей комнате ароматом крепкого холмсовского табака.
Так на Бейкер-стрит появился первый клиент. Через некоторое время после осмотра военной медкомиссии я получил отставку и небольшую пенсию, на которую, однако, невозможно было прожить. У меня оставался один выход — заняться частной медицинской практикой, но для этого требовалось найти партнера и внести определенную сумму. Мне вдруг подумалось: а что, если пока поработать вместе с Холмсом? Скромный доход детектива вкупе со скудной пенсией позволил бы мне кое-как существовать. Вероятно, со временем удастся скопить небольшие средства и вновь сделаться доктором. Например, купить место, пусть даже младшего врача, где-нибудь в провинции. У меня ведь были родственники в Девоншире. Я не видел их много лет, но они наверняка оказали бы содействие.
Увы, я жестоко ошибся, недооценив притягательность профессии сыщика! Мы с Холмсом стали партнерами, и нашим первым совместным делом было то самое убийство на Брикстон-роуд. Разумеется, мы придерживались определенных принципов. Например, почти никогда не брались за брачные споры и разводы, которыми в основном и занимаются так называемые частные детективы. Пришлось долгое время привыкать к Холмсу, вернее — к невыносимому высокомерию, которое он демонстрировал во время следствия. В манерах сыщика, как мне казалось, было чересчур много того самого «пустого бахвальства». Но чем дальше, тем лучше мы ладили.
Меня перестали удивлять его богемные наклонности и необъяснимые исчезновения. Холмс мог взяться за работу в любое время суток. Днем он обыкновенно собирал информацию, а ночью без устали занимался вычислениями. Не раз и не два припозднившийся прохожий или констебль, обходящий в полуночный час Бейкер-стрит, поднимали голову и видели знакомый силуэт в окне за занавеской! Высокая тень беспрестанно расхаживала туда-сюда, сцепив руки за спиной и склонив голову в глубоких раздумьях.
Свидетели этих ночных бдений неизменно воображали, как искусный ум детектива анализирует улики и разоблачает очередное преступление. Но Холмс был человеком, а человеку свойственно ошибаться. Мой друг, как и каждый добившийся успеха джентльмен, любил повздыхать о том, что истинное его призвание — совсем в ином. Ах, если бы начать все сначала, он сделался бы тихим пчеловодом где-нибудь в Суссексе. Домик на берегу моря, ветерок, шелест набегающих на берег волн. Пока же более всего он радовался, когда видел свои инициалы в «Ноутс энд кваериз» или «Классикал квортерли» под кратенькой статьей на какую-нибудь запутанную, но весьма глубокую научную тему, которая, вероятно, была интересна пятидесяти читателям на всем белом свете.
Партнерство наше крепло. Мы расследовали дело дома Месгрейвов, похищение чертежей подводной лодки Брюса-Партингтона из конторы Арсенала в Вулидже. А в это время мир беспрестанно менялся и становился все более и более опасным.
Те, например, кто помнил о былом военном величии империи, прекрасно понимали: дела британцев в Африке идут из рук вон плохо. После поражения у подножия Изандлваны неприятности не закончились. И ситуацию омрачало открытие новых запасов алмазов и золота в Трансваале. Территория буров, голландских поселенцев, ранее принадлежала Великобритании. Но по возвращении из Индии я узнал, что буры восстали против английского владычества и вторглись в Наталь, наши южноафриканские владения.
Имперский отряд попал в засаду и был почти полностью перебит бурскими повстанцами. Затем последовала битва у перевала Лэнгс-Нек, в которой британцы сотнями полегли на поле боя, тогда как противники не досчитались лишь нескольких десятков солдат. Разгром оказался сокрушительным и полным.
Читая обо всем этом в «Таймс» или «Морнинг пост», я задавался вопросом: не связаны ли каким-то образом роковые события? Изандлвана казалась теперь просто прелюдией к потере всей Южной Африки. Что же будет с Индией и другими колониями? Не раз я говорил о своих опасениях Холмсу, но он не желал обсуждать политику Великобритании, его гораздо больше волновали кровавые пятна и гемоглобин.
Как бы то ни было, наша армия потерпела тяжелое поражение на горе Маюба, погиб генерал Джордж Колли, пали сотни английских солдат и офицеров, а буры потеряли всего несколько человек.
Один мой коллега, вернувшийся в Англию, рассказал: противник на этой высоте стрелял настолько метко, что похоронные команды, собиравшие тела погибших, обнаружили в голове у некоторых несчастных по пять или шесть пуль. Наша пехота в ярко-красных мундирах оказалась гораздо уязвимее отлично замаскированных врагов. Спустя два месяца мы уступили им огромную территорию, и буры вошли в Наталь. Еще через три месяца был подписан акт о капитуляции. А ведь не так давно генерал Гарнет Уолсли хвастал, что «пока солнце сияет на небе, Трансвааль останется британским».
К тому времени я обустроился на Бейкер-стрит, и больше ничто не напоминало мне о военной карьере и связанных с ней перипетиях. В конце концов, какое отношение ко мне имели жуткие события в Зулуленде и Трансваале? Детективное партнерство процветало. За делом об убийстве на Брикстон-роуд последовали другие, хоть и не столь значительные. О них я еще когда-нибудь напишу. И вдруг неожиданно я получил письмо, которое уверило меня, что ужасы прошлого не дадут так просто забыть о себе.
Вышеупомянутое послание, подписанное мистером Сэмюэлем Дордоной, пришло на Бейкер-стрит холодным мартовским утром. После завтрака Шерлок Холмс, который всегда внимательно просматривал корреспонденцию, перебирал запечатанные конверты. На тарелке перед ним лежали останки двух селедок.
— Прошу прощения, Ватсон, но это вам. Что вы можете сказать, глядя на адрес?
И он протянул мне через стол конверт из добротной плотной бумаги, купленный, несомненно, в хорошем канцелярском магазине. Письмо предназначалось мне, и притом весьма педантично было указано не только мое имя, но и медицинское звание. Отправитель явно навел справки о моем прошлом. Я внимательно изучил почерк.